— Кто сказал, что я буду тебя мучить? — удивился он. — Мое желание не предполагает причинение тебе боли. Скорее даже наоборот.

— А если я… откажусь?

— Я надеюсь, ты этого не сделаешь.

Я сглотнула и поежилась; вдруг стало прохладно.

— Ладон, я не могу. То есть… Погоди, я объясню! Сил сопротивляться тебе у меня не хватит. Ты можешь взять все, что захочешь. Только знаешь, я у тебя в замке, жду, когда ты соберешься меня убить, знаю, что семья сходит с ума, знаю, что мой друг, который виновен лишь в том, что папа когда-то его, бездомного котенка, спас, погибнет из-за меня. И птенец, которому нужна помощь, который никогда не будет видеть, не выживет без меня. Просыпаясь каждое утро, я думаю: как это произойдет? Каким способом? А вдруг он сейчас придет? Засыпая ночью, желаю маме, папе, сестренкам и братику спокойной ночи. Пытаюсь сказать Рысу, как я его люблю. Потому что не знаю, проснусь ли наутро, будет ли в моей жизни новый день.

Все, что мне остается, — это мечты и воспоминания. Воспоминания о семье, а мечты о любви. О той свадьбе, о которой я мечтала, о человеке, который бы любил меня и защищал, о детях. И эти мечты, они как спасение, они постоянно со мной, я ухожу в них и не думаю ни о чем. Ты забрал у меня семью. А сейчас хочешь забрать последнее, что у меня осталось.

Я умолкла, переводя дух. Ладон молчал, ничем не выдавая реакцию на мои слова.

— А еще мне очень нравится это платье. И знаешь, невинных хоронят в белом. Меня же можно будет похоронить, да?

Он приблизился. Почти вплотную, так, что я ощутила едва уловимый приятный запах.

— Тебе нравилось спать рядом. — Он говорил тихо, но каждое слово я пропускала через себя, не в силах оторвать взгляда. — Ты помнишь, как мы спали? Как ты прижималась, обнимала, как бормотала что-то во сне? Скажешь, это было из великой ненависти ко мне? Или из желания сохранить свои мечты? Ты не Морриган, которая просчитывает каждое свое движение и каждое слово. Тебя выдает твое поведение. Скажешь, тебе не нравится, когда я касаюсь твоей спины?

С этими словами он осторожно коснулся кожи у самого края платья на спине.

— Болит? — прошептал он.

— Это жестоко, — ответила я. — Меня всегда любили больше, чем нужно. Я привыкла к этому. К объятиям, к заботе. А ты в один миг меня этого лишил и теперь упрекаешь, что я ищу тепла.

— Почему же, — Ладон усмехнулся, — вовсе не упрекаю.

Мне тяжело было говорить. И от волнения, и от страха, и от преступной жалости к себе. А еще от расстояния между нами, неприлично маленького.

Ладон избавил меня от необходимости отвечать. Вдруг резко отстранился и отошел к столу, где валялись какие-то свитки и лежали раскрытые книги.

— Иди сюда. — Он уселся в удобное на вид кресло. — Элла, подойди.

Неуверенно, все еще опасаясь мужчины, я подошла.

— Садись.

— Куда?

Он удивленно на меня посмотрел, но глазами указал на колени.

— Давай быстрее.

Наконец он сам обхватил мою талию и заставил усесться к себе на колени, как тогда, в библиотеке. Неловкость сменилась весельем, когда я едва не свалилась на пол, запутавшись в юбке.

— Как же ты дожила до семнадцати лет? — вздохнул мужчина и пододвинул ко мне небольшой кусочек пергамента. — Я обещал тебе письмо к родителям. Пиши.

Медленно, все еще не веря в собственную удачу, я взяла карандаш.

— А что писать? — Вдруг поняла, что не знаю, о чем написать родителям, которые, должно быть, с ума сходили.

— Пиши, — хмыкнул Ладон. — Дорогие мама и папа…

Улыбнувшись, я так и написала, потому как по-другому сказать действительно не могла.

— Со мной все хорошо, — продолжил диктовать Ладон. — Я живу в замке, на Плато, но где именно — говорить нельзя. Со мной хорошо обращаются, кормят вкусными блюдами, дарят красивые платья и выводят гулять. В замке есть собственный живой уголок с драконом, нагом, волком, котом, птенцом и блондинкой. Иногда мы деремся. А еще у меня началась линька. Мои волосы даже Ладон находит то на зубах, то на хвосте. А уж наг и вовсе весь в колтунах — шерсть к чешуе хорошо прилипает.

— Никакой линьки у меня нет, — возмутилась я. — Хватит издеваться! Это с тебя чешуя падает!

— Пиши дальше, — фыркнул Ладон.

Спустя пару минут я отложила карандаш и быстро пробежала глазами письмо. Я постаралась максимально успокоить маму и уверить, что со мной все хорошо. Не выдать страха и не рассказать о судьбе, уготованной Ладоном. Хотя безумно хотелось поделиться и пожаловаться.

— Давай я отправлю, — сказал мужчина.

Взял листок и, не глядя, подбросил. Пергамент вспыхнул, а после небольшая искорка возвестила о том, что письмо попало к адресату.

— А… а проверять? — Я растерянно взглянула на Ладона.

— Ты что, неграмотно пишешь? А с виду умная девочка.

— А если я написала там, как меня найти?

— Я надеюсь, ты этого не сделала, — непринужденно, словно речь шла об ужине или утренней прогулке, ответил он. — А если сделала, к утру я буду мертв.

Я вздрогнула, представив, что может к этому привести. Вряд ли наши боевые драконы и Погонщики отличаются гуманностью. И деревне конец, и замку, и даже Тхэшу. А смерти я им не желала.