Русь моя, жизнь моя…
вернуться

Блок Александр Александрович
Шрифт:

5

Вновь богатый зол и рад,Вновь унижен бедный.С кровель каменных громадСмотрит месяц бледный,Насылает тишину,Оттеняет крутизнуКаменных отвесов,Черноту навесов…Все бы это было зря,Если б не было царя,Чтоб блюсти законы.Только не ищи дворца,Добродушного лица,Золотой короны.Он – с далеких пустырейВ свете редких фонарейПоявляется.Шея скручена платком,Под дырявым козырькомУлыбается.1914

«Миры летят. Года летят. Пустая…»

Миры летят. Года летят. ПустаяВселенная глядит в нас мраком глаз.А ты, душа, усталая, глухая,О счастии твердишь, – в который раз?Что счастие? Вечерние прохладыВ темнеющем саду, в лесной глуши?Иль мрачные порочные усладыВина, страстей, погибели души?Что счастие? Короткий миг и тесный,Забвенье, сон и отдых от забот…Очнешься – вновь безумный, неизвестныйИ за сердце хватающий полет…Вздохнул, глядишь – опасность миновала…Но в этот самый миг – опять толчок!Запущенный куда-то, как попало,Летит, жужжит, торопится волчок!И, уцепясь за край скользящий, острый,И слушая всегда жужжащий, острый,Не сходим ли с ума мы в смене пестройПридуманных причин, пространств, времен?Когда ж конец? Назойливому звукуНе станет сил без отдыха внимать…Как страшно все! Как дико! – Дай мне руку,Товарищ, друг! Забудемся опять.1912

«Осенний вечер был. Под звук дождя…»

Ночь без той, зовут кого Светлым именем: Ленора.

Эдгар По
Осенний вечер был. Под звук дождя стеклянныйРешал все тот же я – мучительный вопрос,Когда в мой кабинет, огромный и туманный,Вошел тот джентльмен. За ним – лохматый пес.На кресло у огня уселся гость устало,И пес у ног его разлегся на ковер.Гость вежливо сказал: «Ужель еще вам мало?Пред Гением Судьбы пора смириться, сер».«Но в старости – возврат и юности, и жара…» —Так начал я… но он настойчиво прервал:«Она – все та ж: Линор безумного Эдгара.Возврата нет. – Еще? Теперь я все сказал».И странно: жизнь была – восторгом, бурей, адом,А здесь – в вечерний час – с чужим наедине —Под этим деловым, давно спокойным взглядом,Представилась она гораздо проще мне…Тот джентльмен ушел. Но пес со мной бессменно.В час горький на меня уставит добрый взор,И лапу жесткую положит на колено,Как будто говорит: Пора смириться, сер.1912

«Есть игра: осторожно войти…»

Есть игра: осторожно войти,Чтоб вниманье людей усыпить;И глазами добычу найти;И за ней незаметно следить.Как бы ни был нечуток и грубЧеловек, за которым следят, —Он почувствует пристальный взглядХоть в углах еле дрогнувших губ.А другой – точно сразу поймет:Вздрогнут плечи, рука у него;Обернется – и нет ничего;Между тем – беспокойство растет.Тем и страшен невидимый взгляд,Что его невозможно поймать;Чуешь ты, но не можешь понять,Чьи глаза за тобою следят.Не корысть – не влюбленность, не месть;Так – игра, как игра у детей:И в собрании каждом людейЭти тайные сыщики есть.Ты и сам иногда не поймешь,Отчего так бывает порой,Что собою ты к людям придешь,А уйдешь от людей – не собой.Есть дурной и хороший есть глаз,Только лучше б ничей не следил:Слишком много есть в каждом из насНеизвестных, играющих сил…О, тоска! Через тысячу летМы не сможем измерить души:Мы услышим полет всех планет,Громовые раскаты в тиши…А пока – в неизвестном живемИ не ведаем сил мы своих,И, как дети, играя с огнем,Обжигаем себя и других.1913

«Ну что же? Устало заломлены слабые руки…»

Ну что же? Устало заломлены слабые руки,И вечность сама загляделась в погасшие очи,И муки утихли. А если б и были высокие муки, —Что нужды? – Я вижу печальное шествие ночи.Ведь солнце, положенный круг обойдя, закатилось.Открой мои книги: там сказано все, что свершится.Да, был я пророком, пока это сердце молилось.Молилось и пело тебя, но ведь ты – не царица.Царем я не буду: ты власти мечты не делила.Рабом я не стану: ты власти земли не хотела.Вот новая ноша: пока не откроет могилаСырые объятья, – тащиться без важного дела.Но я – человек. И, паденье свое признавая,Тревогу свою не смирю я: она все сильнее.То ревность по дому, тревогою сердце снедая,Твердит неотступно: Что делаешь, делай скорее.1914

Жизнь моего приятеля

1

Весь день – как день: трудов исполнен малыхИ мелочных забот.Их вереница мимо глаз усталыхНенужно проплывет.Волнуешься, – а в глубине покорный:Не выгорит – и пусть.На дне твоей души, безрадостной и черной,Безверие и грусть.И к вечеру отхлынет вереницаТвоих дневных забот.Когда ж в морозный мрак засмотрится столица,И полночь пропоет, —И рад бы ты уснуть, но – страшная минута!Средь всяких прочих дум —Бессмысленность всех дел, безрадостность уютаПридут тебе на ум.И тихая тоска сожмет так нежно горло:Ни охнуть, ни вздохнуть,Как будто ночь на все проклятие простерла,Сам дьявол сел на грудь!Ты вскочишь и бежишь на улицы глухие,Но некому помочь:Куда ни повернись – глядит в глаза пустыеИ провожает – ночь.Там ветер над тобой на сквозняках простонетДо бледного утра;Городовой, чтоб не заснуть, отгонитБродягу от костра…И, наконец, придет желанная усталость,И станет все равно…Что? Совесть? Правда? Жизнь? Какая это малость!Ну, разве не смешно?1914

2

Поглядите, вот бессильный,Не умевший жизнь спасти,И она, как дух могильный,Тяжко дремлет взаперти.В голубом морозном сводеТак приплюснут диск больной,Заплевавший все в природеНестерпимой желтизной.Уходи и ты. ДовольноТы терпел, несчастный друг,От его тоски невольной,От его невольных мук.То, что было, миновалось,Ваш удел на все похож:Сердце к правде прорывалось,Но его сломила ложь.1913

3

Все свершилось по писаньям:Остудился юный пыл,И конец очарованьямПостепенно наступил.Был в чаду, не чуя чада,Утешался мукой ада,Перечислил все слова,Но – болела голова…Долго, жалобно болела,Тело тихо холодело,Пробудился: тридцать лет,Хвать-похвать, – а сердца нет.Сердце – крашеный мертвец.И, когда настал конец,Он нашел весьма банальнойСмерть души своей печальной.1913