Он повернулся уходить, я сказал вежливо:

— Глерд…

Он обернулся, на лице снисходительное презрение к конвоируемому, а я сказал еще вежливее:

— Мне кажется, вы из очень знатного рода, верно?

Он ответил гордо:

— Из самого Далмантина!

— Ого, — сказал я, — и ваш род, судя по всему, по-прежнему богат и знатен?

— Безусловно, — подтвердил он заносчиво.

— И вы даже уверены, — закончил я, — что их влияния достаточно, чтобы защитить вас от всего-всего на свете. Это очень интересное заблуждение… Счастливой дороги, глерд! Но все-таки чаще смотрите под ноги.

Я повернулся и пошел в башню, но успел увидеть, как на его красивом лице промелькнуло выражение полного непонимания, которое потом наверняка сменится смутной тревогой.

Двое гвардейцев послушно поднимаются за мной, отстав на половину пролета, здесь ступени широкие, можно втроем, на втором этаже сбоку массивная двустворчатая дверь, единственная на площадке.

Гвардеец за спиной крикнул:

— Глерд, ваши покои!

— Даже покои, — пробормотал я. — Пугающее слово… в покоях положено покоиться… гм… покойник тоже как бы оттуда… Спасибо, можете идти.

Один гвардеец промолчал, второй покачал головой.

— Нам велено остаться. Снаружи, конечно.

Я пробормотал:

— Я все-таки пленник?

Он энергично затряс головой.

— Можете выходить либо по зову королевы, либо по тем делам, которые вам поручат. Но в любом случае, мы обязаны сопровождать ваше глердство.

— Конвой? — спросил я.

Он ответил уклончиво:

— Нам велено охранять вас. На тот случай, если кто-то попытается покуситься на вашу… особу, что ли?.. Вы же ценный человек! Мы вас очень чтим. Как только начали подковывать коней, так сразу им стало легче, а кто коней не жалеет?

Я буркнул:

— Придумали бы что-то правдоподобнее! Кому я могу быть интересен?.. Хотя кони, да…

Он развел руками.

— Приказ есть приказ, нам очень жаль. Мы, простые солдаты, вас очень уважаем.

— Хорошо-хорошо, — ответил я, — но если ко мне возжелается зайти к кому-то из служанок…

Я сделал паузу, он кивнул, ответил с усмешкой:

— Останемся за дверью. Но сперва проверим, что в вашей комнате никого кроме вас двоих. Еще закроем окна, на всякий случай вон Ганс встанет с той стороны с арбалетом.

Я буркнул:

— И за то спасибо. Хоть не возле постели.

Он ответил серьезно:

— У королей в таких случаях всегда стоят у постели и следят, чтобы женщина не всадила королю нож под ребро.

Я хмыкнул, открыл дверь и, войдя в комнату, закрыл за собой. Две просторные комнаты со всевозможной мебелью, одно окошко, стол и два стула, жить можно, если по меркам здешних, но мне чего-то не хватает, вот такой капризный, просто свинья какая-то зажратая.

Слышно, как за дверью позвякивает металл, это стражники располагаются в коридоре, надо будет вскоре выйти, проверить, как тут и что. Заодно свой статус понять, что мне можно, а что не.

Может быть, я становлюсь излишне подозрительным, но в комнате я пробыл не больше двух минут, быстро все осмотрев и сообразив, что здесь жить совсем не хочется.

Гвардейцы вскочили, едва я открыл дверь, один спросил услужливо:

— Что-нибудь нужно, глерд?

— Я не глерд, — ответил я и уточнил многозначительно: — Я Улучшатель. Могу так улучшить, что мало не покажется.

— Улучшатель, — проговорил тот же воин, — нам сопровождать вас?

Я покачал головой, радуясь, что, оказывается, они будут охранять меня только в этих, как говорится, покоях.

— Нет, пройдусь по двору, — сообщил я, — и вернусь. Если ее величество не изволит оставить меня в своих покоях…

Они даже не улыбнулись, будто моя шуточка совсем не шуточка, тот же гвардеец сказал с облегчением:

— Счастливой прогулки, Улучшатель. Мы здесь, на месте!

Я кивнул и пошел вниз по ступенькам, очень довольный, что проверил насчет охраны, что именно охрана, а не конвой.

Во дворе крикливо распоряжается Форнсайн, я хотел было пройти мимо, но он как-то услышал, развернулся, на мгновение изменился в лице, но поспешно взял себя в руки, взглянул холодно и отстраненно, но тревогу в глазах и на лице не скрыть.

Понимает, сволочь, я ничего не забыл. И помнит, обещал не прижигать ему бока, как дикари, а удумать нечто такое, что он сперва охрипнет от крика, а потом будет подыхать долго-долго.

Я смерил его недобрым взглядом, пошел своей дорогой, но он сдержанно поклонился и произнес ровным, как идеально выструганная стрела, голосом:

— Как мне кажется, глерд, вы теперь пользуетесь расположением ее величества.

— Мне как-то насрать, — сообщил я, — что и где вам кажется.

Его деревянное лицо вообще превратилось в камень, в глазах проступило и тут же скрылось выражение сильнейшей ненависти.