На одной из вечеринок произошел и такой интересный случай. Некий Роскамс, который выдавал себя за полицейского из Малайи, рассказал, что он вынужден возвратиться в Малайю, так как некоторые из его наиболее ценных агентов отказались работать с его преемником. На мое счастье, один из собеседников заинтересовался этим и стал задавать Роскамсу вопросы. Выяснилось, что он работает в специальном управлении колониальной полиции и имеет на связи около шестидесяти агентов. Некоторые из них настолько глубоко законспирированы, что встречаются с ним не более одного-двух раз в год. Часть из них работала на основе близких личных отношений с Роскамсом и категорически отказалась встречаться с кем-либо другим.

По словам Роскамса, он занимался разработкой профсоюзов и учебных заведений и некоторые из его агентов уже более десяти лет были членами коммунистической партии Малайи. Я немедленно передал эти сведения в Центр. Как я узнал позднее, этот материал был передан в соответствующую инстанцию.

Мои однокурсники знали, что фотография является моим страстным хобби, и никто не удивился, увидев у меня фотоаппарат и электронную вспышку. За весь весьма веселый и далеко не последний вечер я сделал несколько десятков снимков и пообещал всем прислать их фотографии. Поскольку это было в последний день семестра, я записал адреса присутствовавших. Я действительно послал по нескольку карточек каждому, увеличив наиболее удачные снимки. Естественно, Центр также получил экземпляры этих фотографий со всеми установочными данными на моих знакомых.

С течением времени мои однокурсники все меньше и меньше придерживались своих легенд, и постепенно удалось узнать их звания, специальные службы, к которым они принадлежали, и даже их карьеру. Надо признаться, что больше всех этому способствовал Том Поуп, который регулярно устраивал вечеринки и приглашал всю группу. Иногда он устраивал «мальчишники», а иногда приглашал всех с женами. Таким образом, в моем альбоме появились и фотографии некоторых из жен. Интересно отметить, что жена майора Ватсона была итальянка, на ней он женился во время войны в Италии. Он был настоящим «служакой», но не пользовался популярностью у других офицеров, так как вышел в «люди» из рядовых во время войны.

В конце учебного года, в июле 1956-го, Том Поуп опять пригласил всех к себе. Один из «чиновников» сказал, что на этот день он позвал одного знакомого к себе в гости и поэтому не сможет прийти. Поуп тут же предложил ему прийти вместе со своим знакомым, что тот и сделал. Познакомившись с ним, я решил на всякий случай сфотографировать его. Я совсем забыл об этом случае, но уже после моего ареста мне напомнили о нем. Ведущий мое дело контрразведчик по фамилии Элтон неожиданно протянул мне фотографию и сказал: «Это нашли у вас на квартире при обыске. Откуда она у вас?» На снимке были мужчина и женщина, причем мужчиной был Элтон! Тут я узнал его: это был тот самый человек, который приходил в гости к Тому Поупу, и я сфотографировал его с женой.

Я невольно рассмеялся и сказал: «У вас плохая память, господин Элтон. Этот снимок был сделан в начале июля 1956 года на квартире канадского дипломата Томаса Поупа».

«Теперь я вспоминаю, — воскликнул Элтон. — Ведь мы с вами встречались! Мне эту фотографию предъявил мой начальник, и я никак не мог объяснить ему, откуда она могла быть у вас». Сказал он это с заметным облегчением. Видно, он пережил немало неприятных минут из-за этой фотографии. «А что вы сделали с оригиналом?» — спросил он. «Послал его туда же, куда я посылал все интересные снимки», — ответил я.

…У меня установились хорошие отношения с израильским дипломатом Цвием Кедаром. Он жил недалеко от меня, мы часто заходили друг к другу и вместе готовились к занятиям. Китайский язык, по его словам, его послало изучать министерство иностранных дел Израиля. После учебы он должен был ехать работать в Китай. Он рассказывал, что во время арабо-израильской войны 1948 года его забросили в Египет, и он вел там разведывательную работу. Естественно, это очень интересовало меня, и при каждом удобном случае я возвращался к этой теме, проявляя при этом показное восхищение его смелостью и находчивостью.

Однажды мы договорились, что я зайду к нему вечером. Встретил он меня, как всегда, очень радушно и предложил выпить. При этом сказал, что угостит неведомым мне напитком. Я подумал, что это будет какое-то израильское вино, и боялся, что оно окажется ужасной дрянью, вроде мексиканской водки из кактусов, которую мне довелось как-то попробовать.

Кедар открыл холодильник и достал бутылку… «Столичной».

— Что это такое? — изумленно спросил я и в ответ услышал:

— Самый лучший напиток на свете. Причем это не какая-нибудь подделка, а настоящая водка из России.

Он усадил меня в кресло и налил полный фужер (!) водки, а на стол поставил блюдечко с хрустящим картофелем. Пили мы, как это было принято там, малюсенькими глоточками. Я невольно кривился после каждого глотка. Заметив это, Кедар сказал:

«Это ты с непривычки. Привыкнешь — полюбишь». Крыть, как говорится, было нечем.

Наш американец Клейтон Бредт далеко не сразу разобрался в том, какие «чиновники» учатся в нашей группе, но в конце концов дошло и до него. И вот как-то на очень скучной лекции по китайской философии он толкнул меня локтем и прошептал: «Послушай, Гордон, да ведь тут все, кроме нас с тобой, шпионы!» Я, конечно, не согласился с ним. Он стал приводить различные доказательства, но так и не смог убедить меня. Думаю, когда лет пять спустя он увидел мою фотографию на первых полосах американских газет, то понял, что тогда он ошибался.