– Все это хорошо, – резко заявил Фред. – Но где же все-таки доказательства, подтверждающие этот, леденящий душу, рассказ?

– А разве не вы, мистер Хантер, недавно говорили о совокупности косвенных улик?

– Ну так где они? – уже более спокойно спросил Кербер.

– В дневнике профессора Биггса, в показаниях мадам Виар, мисс Энн Старлингтон, хотя есть еще кое-что, – ровным голосом ответил я.

– Вряд ли записи человека, страдающего старческим слабоумием, можно отнести к серьезным документам, – быстро нашелся Фред.

– А у нас есть свидетельница, которая может подтвердить реальность хотя бы небольшой части этого дневника.

Вновь настала пауза, по-видимому, некоторые, в том числе и сам Фред, стали догадываться о ком идет речь.

– Я должна признать, мистер Лоутон, что вы одержали победу и вполне заслуженно, – холодно подытожила миссис Старлингтон и, посмотрев на Фрэнка, Макса и Скотта, добавила: – Конечно, вам в этом помогали ваши друзья и родственники моего покойного супруга. Но победа в одном бою не гарантирует триумфа во всем сражении. Что ж, Марк, продолжайте свой рассказ. Если вы о чем-то забудете – я восполню пробелы. Но в начале ответьте, пожалуйста, на мой вопрос, дневник профессора Биггса находится у вас?

– Да, – ответил я. – Но и вы, в таком случае, ответьте, пожалуйста, мне, да и другим тоже… Почему?

– Почему? Почему, как вам может показаться, я сдалась без борьбы?

– Да.

– Я не сдалась. Это всего лишь видимость поражения. Попозже я отвечу на ваш вопрос, – усмехнулась она. – Знаете, все зависит от угла зрения. Это, бесспорно, тоже трюизм, но удивительно верный трюизм, не менее очевидный, нежели аксиома. Сейчас поясню, можно сказать, на пальцах. Хотелось бы, дабы у всех сложилось мнение обо мне максимально близкое к объективному. Насколько это возможно, конечно. А преждевременная информация обо всем может повредить этому, весьма сложному, процессу… – Она окинула всех долгим, пристальным взглядом, а затем несколько устало провела рукой по волосам, чуть нарушив идеальную линию стрижки «каре». Быть может, таким образом, женщина попыталась всколыхнуть что-то человеческое в своей душе? А было ли оно там? Затем Элизабет, вскинув привычным движением волевой подбородок, продолжила: – Не хочу, чтобы возникло некоторое предубеждение в восприятии сказанной мною информации… Это – как пальцы в воде… пальцы те же, но если их поставить перпендикулярно водной поверхности – они выглядят толстыми обрубками, а если вдоль, кисть руки кажется длинной, пальцы – тонкими и изящными, а на самом деле рука совершенно обычная, не такая уродливая, но и не настолько утонченная. Поэтому определенные факты, озвученные раньше времени, играют роль воды, а угол зрения – это ваше устоявшееся мнение обо мне, безусловно, у каждого из присутствующих свое. Следовательно, оставим лучше мою исповедь на потом, по-моему, многие из нас все же предпочитают особенные десерты. Обещаю: вы его получите, даже в большей степени, чем можете сейчас предположить. – Умолкнув, она взяла со стола стакан с водой. Сделав пару глотков, женщина, вновь обведя всех внимательным взглядом, спросила, очевидно, ради соблюдения приличий:

– Надеюсь, вы не будете возражать, если мы нашу, скажем, дальнейшую беседу построим в качестве вопросов и ответов, чтобы ничего не упустить?

Все молчали, но никакого подтверждения и не требовалось.

– Хорошо. Буду принимать ваше молчание за согласие. – Она, пожалуй, впервые улыбнулась действительно искренне и почти лучезарно. Впрочем, по-видимому, быстро опомнившись и чуть поджав губы, Минерва посмотрела в мою сторону: – Марк, не будете ли вы любезны рассказать нам, как к вам попал дневник профессора Биггса?

– Конечно. Похоже, мы открываем этим вечером все наши тайны… Не правда ли?… – Я посмотрел на Энн и слегка подмигнул ей. – Профессор Биггс отдал свой дневник преподобному Джейсону Коварту с просьбой передать его мне, предупредив священника, что он должен отдать мне дневник, но только в том случае, если я сам за ним приду. По нескольким фразам, произнесенных Аланом Биггсом и священником, мне удалось определить место нахождения дневника.

– А смерть самого профессора?… – вразнобой прозвучало от «зрителей».

– Уверен, профессор умер своей смертью. Он отдал свои записи, но затем не стал закрывать сейф. Зачем? Ведь скрывать уже в нем было нечего. Все остальное инсценировала мисс Полин Форестье. Она обнаружила мертвого профессора и пустой сейф, остальное – можете представить сами.

– Но это же преступление! – завопил Алекс, брызгая слюной.

– Да, – просто ответил я и посмотрел на девушку. Все остальные сделали это сразу же после моих слов. Полин сидела, опустив голову, теребя на коленях свою доисторическую сумочку с явным желанием довести ту до состояния рваных лохмотьев. Не уверен, что сейчас такие сумочки в тренде, но женщинам, бесспорно, виднее.

– Я согласна отвечать перед законом, – наконец произнесла она, приподняв побледневшее лицо и посмотрев на Минерву. – Надеюсь, что суд будет справедлив ко всем.

Судя по всему, пронзительный взгляд Полин, отскочил от брони Элизабет, как мячик от стены. Женщина смотрела на меня, не особо обращая внимание на всех остальных.

– В дневнике есть какие-то факты, которые могут поставить меня в неловкое положение? – спросила миссис Старлингтон.

Не то слово, – хотелось ответить мне, но вместо этого я сказал:

– Только признание мистера Биггса об эксперименте, проведенным им по вашей просьбе над маленькой Энн Старлингтон, и некоторые записи, что эксперимент вполне удался: новый, открытый профессором, препарат подавляет многие основные человеческие инстинкты: самосохранения, выживаемости, голода. Кроме того, это средство вызывает депрессивное состояние, затуманивание сознания, а в конечном итоге включается программа распада личности. Собственно говоря, этот препарат – готовое «блюдо» для начинающего суицидника.