– Мам, а зачем нам вообще вмешиваться во всю эту историю? Нам что? Денег не хватает?… Или дополнительных проблем? – Девушка даже не пыталась успокоить свое нервное возбуждение.

Оливия вдруг побледнела, почувствовав боли в сердце, поэтому не сразу ответила своей дочери.

– Нет, мы не можем оставаться в стороне. К счастью или к сожалению, но эта, как ты выразилась, история касается людей, которые мне небезразличны, – жестко, как отрезала, ответила женщина. – Тем более я многим обязана своему погибшему брату. Так что дискуссию на эту тему считаю закрытой. А если тебя, Адель, эта тема не интересует, никто и не принуждает тебя участвовать в наших действиях.

Девушка почти спокойно отреагировала на эту отповедь своей матери, почти не изменившись в лице; только твердо поджатые губы и чуть сузившиеся потемневшие глаза говорили о ее досаде.

– Что ж, пойду заниматься своими делами, – ровным голосом сказала онати, улыбнувшись несколько надменно, встала из-за стола, добавив к сказанному: – Надеюсь, свежие новости не обидят вас долгим ожиданием.

Мадам Виар огорченно вздохнула, но тоже, скорее привычно, нежели в искреннем сожалении. Серж молча поднялся и последовал за сестрой, задумчиво теребя мочку золотистого уха. Мадам Оливия, вновь взглянув на часы, недовольно покачала головой, но осталась сидеть за столом.

– Что-то еще, мадам? – участливо спросила домработница.

– Нет, Нина, спасибо. Мне тоже уже пора. – Солнечный луч, выискавший щель в тенте, осветил мягкую улыбку женщины. «Что ж, – подумала она, – предстоит новый раунд борьбы. Мне не привыкать. Жаль только, что он будет с собственной дочерью».

Тем временем мадемуазель Домье поднялась в свою гостиную, располагавшуюся в левом крыле особняка. У девушки был выходной, и таких дней в году у нее было немало. Адель, к сожалению своих родных, относилась к своей работе весьма специфично. Администрация и педагогический состав билингвальной школы-интерната работали исправно в те периоды, когда мадемуазель Адель отсутствовала, хотя ее деятельность в последнее время касалась только школьной библиотеки. Когда-то она не очень-то утруждала себя процессом познания научных дисциплин, но все-таки окончила биохимический факультет университета, однако преподавательская деятельность ее отнюдь не привлекала. И поначалу девушка стала работать в качестве неофициального помощника директора школы, коим являлся ее брат. Но в школе Адель снискала себе плохую славу, ее откровенно боялись, и нередкие приезды мадемуазель Домье с целью контроля состояния школьных дел, могли уложить некоторых, не совсем здоровых, преподавателей на больничную койку. Такая ситуация безмерно расстраивала мадам Виар, и та настояла на том, чтобы дочь перешла на другую работу. Адель выбрала школьную библиотеку, впрочем, продолжать свою инквизиционную политику в отношении окружающих она не перестала.

Девушка придирчиво рассмотрела свои ногти: маникюр нуждался в обновлении, да и цвет волос давно уже пора изменить. Хотелось новизны и в своей внешности, и в своих ощущениях. Неплохо было бы пообщаться с этими детективами… выглядят они очень даже ничего. Дело никогда не мешало мадемуазель Домье забыть о том, что она чрезвычайно обольстительна и может составить счастье понравившемуся ей мужчине, но не более чем на пару месяцев. Постоянство в отношениях между мужчиной и женщиной Адель считала признаком ограниченности; и у нее пока не было случаев, когда не исполнялись ее желания. Может, по той причине, что мужчины в своем большинстве, также как и эта девушка, предпочитали секс без всяких обязательств.

Она прошла в свою туалетную комнату, чтобы освежить легкий макияж. Сережки – «жемчужная слеза»– идеально подходили к овалу ее лица и подчеркивали белизну зубов. Затем девушка направилась в гардеробную комнату, чтобы переодеться к выходу. Домашнее платье черничного цвета из тонкой шерсти слегка обтягивало ее – чуть широкие, если сравнивать с современными представлениями о женской фигуре – бедра. Красивые лодыжки были слегка загорелые, а одну из тонких щиколоток украшала цепочка из белого золота, сверкающая в солнечных лучах брильянтовым напылением. Своими параметрами она напоминали женственную фигуру Мерелин Монро, сводившую с ума миллион мужчин и даже ставшую своего рода брендом. Адель обладала более стройными и длинными ногами, чем незабвенная кинодива, но тем не менее мадемуазель Домье сознательно копировала походку звезды экрана.

Для поездки в Корте девушка выбрала шелковую рубашку цвета мяты и сине-зеленую юбку из плиссированного шелка. Придирчиво оглядев себя в зеркало, Адель осталась довольна своим внешним видом. Захватив клатч из крокодильей кожи на длинной цепочке и надев полуоткрытые туфли на пробковой платформе, она спустилась в гараж к своей любимой коралловой «феррари».

Мадам Оливия видела из окна, как уезжает ее дочь, с которой они давно перестали быть близки. Когда-то Адель делилась с матерью своими секретами, но эти времена уже канули в Лету. Чувство глубоко огорчения уже давно сформировали в сознании женщины какой-то болезненный шрам, отзывающийся в ее душе не переходящей болью.

За весь период взросления Адель мадам Виар испытывала обычное беспокойство и тревогу, возникшие у нее еще в момент понимания своего интересного положения; (будучи беременной Жюльетт, она не испытывала подобных ощущений). Впоследствии ее старшая дочь никогда не доставляла ей каких-то особенных переживаний, и Оливия до некоторой поры даже гордилась ею, как, впрочем, и Сержем, хотя в какой-то момент, не так давно, Жюльетт изменилась, и не в лучшую, по мнению женщины, сторону.

… Она и Патрик очень хотели ребенка, и их молитвы были услышаны. Старшая дочь родилась здоровым и удивительно красивым младенцем. Или им так казалось? Тем не менее Жюльетт росла очаровательным ребенком: улыбчивой, смешливой и любознательной. Супруги и сын Серж не чаяли в ней души. Жесткий в делах бизнеса, Патрик буквально таял на глазах, когда общался с дочерью и, надо сказать, та отвечала ему взаимностью. Спустя год год после рождения Жюльетт Оливия поступила в университет Корте на факультет биохимии. Тем временем бизнес ее супруга развивался на Корсике весьма успешно. Патрик купил небольшое поместье и перестроил старый особняк в современную виллу. Серж учился в частной школе-интернате, в пригороде Грасса. Все складывалось замечательно. Оливия нашла общий язык с Сержем и очень скучала по пасынку, резко повзрослевшему, но не утратившего своего обаяния. Молодая женщина с жадностью погрузилась в учебу; в воспитании Жюльетт ей помогала тридцатилетняя гувернантка. Девочка росла смышленым и умным ребенком. После окончания университета мадам Виар стала активно помогать своему супругу в его бизнесе. А вскоре она поняла, что вновь ждет ребенка. Адель тоже родилась здоровым и очаровательным ребенком. Но семейная идиллия продлилась около тринадцати лет: в какой-то момент у Патрика начались проблемы со здоровьем; свой страшный диагноз мужчина скрывал до того момента, когда уже маскировать свои внешние изменения было весьма сложно. К сожалению, обратился он к врачу достаточно поздно, и уже что-либо предпринять было просто невозможно. Однако этот мужественный человек и перед смертью пытался работать и быть в курсе всего происходящего как в бизнесе, так и в семье. Его смерть стала для многих невосполнимой утратой, но больше всего уход месье Домье ударил по его старшей дочери. Жюльетт в тот момент вступила в сложный возрастной период, и обрушившееся на юную девушку горе, не могло не сказаться на ее характере и поведении. Она стала очень замкнутой, хотя это обстоятельство не помешало Жюльетт проявлять агрессивность, упрямство и раздражительность по отношению к окружающим ее людям. Правда, спустя несколько лет девушка смогла смягчить эти качества и поменять такое негативное восприятие внешнего мира. Впрочем, как сейчас думала мадам Виар, Жюльетт просто смогла хорошо скрывать свой цинизм и эгоцентричность: она так легко надевала на свое лицо улыбку радушия, будто наносила ее с ежедневным макияжем. Но постоянно прятать свои истинные чувства под маской доброжелательности невозможно, и люди, хорошо знавшие мадемуазель Домье, иногда могли ощутить на себе ее жесткость, надменность и даже презрение. Впрочем, благодаря природному уму и воспитанию Жюльетт редко афишировала свое превосходство над окружающими в совсем уж нарочитой форме. Осознание того факта, что к ней испытывают любовь только мать и брат, совсем не огорчало девушку. Она хорошо окончила факультет биохимии университета, но продолжать свое обучение на кафедре не захотела, и уж тем более ей претила сама мысль о преподавании в школе (детей мадемуазель Домье не любила). Однако административная деятельность ей нравилась. Став совладелицей школы-интерната при монастыре Святой Анны, Жюльетт почувствовала интерес к предпринимательской деятельности и в этой сфере достигла немалых успехов, проявив коммерческую хватку вкупе со своей жесткостью и решительностью. В общем, мадемуазель Домье была довольна своей жизнью, а то, что ее взгляды и личностные качества не нравились ее матери… это, собственно говоря, проблемы самой Оливии.

И сейчас мадам Виар в который раз спрашивала себя: почему ее любимые девочки стали такими циничными и равнодушными? В чем заключалась ее материнская вина? Старания женщины развить в своих дочерях общечеловеческие ценности и моральные принципы оказались бесплодными. Но разве она сама постоянно соблюдала их в своей жизни? Пыталась, но не всегда у нее получалось следовать собственным принципам и общепринятым правилам нравственности в нашем, так сказать, гуманном социуме. А разве он действительно гуманен, полон добра, любви и гармонии? Нет, конечно. Однако имела ли она моральное право вносить в этот мир и свою толику разрушения посредством обмана, хитрости и зла? Не имела, но делала это, хотя и пытается теперь замаливать свои грехи благотворительностью (крупные пожертвования стали обязательным аспектом деятельности Оливии). Самое плохое состояло в том, что ее дочери не были по-настоящему близки между собой – мало того, они не испытывали друг к другу любви. Такие разные и такие одинаковые: Жюльетт, умеющая хорошо скрывать свое пренебрежение к окружающим, холодная и равнодушная, и Адель, не считающая нужным маскировать отсутствие в себе таких качеств, как сострадание и доброта. В современном мире формы выживания человеческой особи претерпели принципиальные изменения, и ее дочери впитали в себя, как губка-влагу, не самые хорошие черты этой новой технократической эпохи. Вероятно потому, что и общечеловеческие ценности тоже изменились – стали в порядке другие правила и приоритеты: виртуальное общение и секс, однополые браки, различные формы семейных отношений, а отсутствие гуманности – вообще и милосердия – в частности, становятся нормой. И немалое количество людей задаются вопросом: почему бы не исповедовать Зло и не служить Ему, коль именно оно постепенно овладевает миром? А что в результате будет с человечеством? Так это когда еще будет?… А что будет с собственной душой? Так это неизвестно… Может, и Там есть Зло? Главное, чтобы Сейчас, в эту минуту, было в кайф… Что делать с людьми, запрограммировавших себя на саморазрушение?… Оливия не знала. Она не знала, что делать со своими дочерьми… как тут управиться со всем миром?… Да и надо ли? Если люди этого хотят… Одни вопросы… Может, Жюльетт и Адель правы, обвиняя ее в заскорузлости мышления? Да, наверно. Видимо, поэтому, в некоторых ситуациях мадам Виар чувствовала себя, как девственница на мужском стриптизе.