Доктор Бэнкс вцепилась в ворот халата.

— Что же вы умолкли? — спросила она.

— Меня, знаете, тоже понесло. Не заметил, как набрался. Не успел поужинать, а то бы…

— Как это не успели.

— Я? Ну… Кстати, доктор, а вы-то когда в последний раз ели?

— Я не голодна, — сказала доктор Бэнкс.

Саммерс закатил глаза.

— Ой, хватит вам. Почему-то при Маллоу у вас отличный аппетит. Так когда? Вы вообще сегодня обедали?

— Да!

— И в котором часу это было?

По виду доктора можно было предположить, что она испытывает некие внутренние противоречия.

— Около полудня, — ответила она, наконец.

Саммерс чудом проглотил то, что вертелось на языке.

— А что вы едите? — поинтересовался он. — В смысле, что вы любите?

— Мистер Саммерс, я, честное слово, не голодна.

— Расскажите это своей бабушке.

— У меня нет бабушки.

— Тогда не плетите ерунды.

И прежде, чем доктор Бэнкс успела ответить на эту любезность, спихнул на стол кофейную машину с подноса, забрал поднос и ушел.

Доктор осталась одна. Сначала она листала журнал. Потом закрыла журнал и посмотрела на пустой стакан. Подышала в ладонь, помахала у себя перед носом, и в этот момент вошел коммерсант.

— И даже очень, — произнес он.

— Что! — возмутилась доктор.

Саммерс поставил на стол поднос. На подносе были:

маленькая серебряная подставка,

пробка, из которой торчала длинная изогнутая трубка,

спиртовка, больше всего напоминавшая солонку, на которую присел слон, и кувшинчик.

В колбу уже была налита вода, и коммерсант придерживал колбу за кольцо пальцем. Кроме частей кофейного аппарата на подносе находились еще жестянка с кофе, две чистые чашки, несколько ломтей холодной говядины, горячие тосты, посудина с маслом, тарелка с нарезанным сыром и открытая банка вишневого варенья.

— Что слышали, — ответил он. — Вы хотели определить, пахнет ли от вас виски. Я говорю вам, как есть.

— Я все объясню миссис Кистенмахер.

— Не знал, что вы отчитываетесь перед своим персоналом.

— Вы не понимаете, о чем говорите. Она будет в ужасе.

Саммерс устанавливал на подносике подставку для колбы.

— И что? — спросил он.

— Но ведь сухой закон! Я буду в ее глазах преступницей!

— Она вас не сдаст. Какая ей от этого польза? Вот если вас заберут в тюрьму — это дело другое.

— Да, но что она будет обо мне думать? Как я явлюсь домой в таком виде!

— Не вздумайте перед ней оправдываться.

— Еще чего.

— Чем больше оправдываетесь, тем больше виноваты.

— Без вас знаю.

— Тогда что у вас за проблема?

— Мне все-таки нужно домой.

Коммерсант увлеченно колдовал с аппаратом. Он уже устроил на месте спиртовку и подставку. Потом чиркнул зажигалкой, дождался, когда спиртовка разгорится и водрузил над ней колбу. После этого поставил рядом с колбой серебряный кувшинчик, приготовил, чтобы была под рукой, пробку, и занялся сервировкой. То есть, вынул из кармана халата розетку, которая не влезла на поднос с ужином, и стал накладывать в нее варенье.

— Если это вопрос жизни и смерти, — произнес он, поймал убежавшую ягоду и съел, — валяйте, идите пешком. Не буду же я вас упрашивать.

Опять наступила тишина. Она длилась, пока в кувшинчике не забулькал кипяток, а доктор не спросила: — Что вы имели в виду, когда говорили, что я буду несчастна, если решу измениться?

— Мне всегда казалось, — он передал ей бутерброд с мясом и стал переливать кипяток в колбу, — что вы как раз из тех женщин, которые…

Бутерброд замер на полпути к ее рту.

— Синий чулок, вы хотите сказать?

Коммерсант тоже хотел съесть сбутерброд и тоже остановился.

— Я понял. Я окажусь виноват, что бы ни сказал. Извините в последний раз, доктор, и не будем больше об этом.

Он засыпал в колбу кофе из банки, помешал там ложечкой и заткнул колбу пробкой с трубкой.

— П-почему это не будем? — доктор Бэнкс даже поперхнулась с досады. — Я совсем и не собиралась вас упрекать. Просто вы привыкли считать меня чудовищем, вот и…

— Кто, я? — начал было коммерсант.