Доктор Бэнкс встала.

— Мне пора, мистер Маллоу.

Грузовик трясся по пустыне.

— Кстати! Где вы собираетесь копать? — орал Ральф Вандереру, сидя на брезентовом чехле с палаткой и подпирая спиной ящики, предназначенные для животных.

— В окрестностях Ступенчатой пирамиды, — гаркнул тот.

В эту минуту машина остановилась. Приехали.

— И все же, как удивительно, что вы сумели получить концессию, коллега, — проговорил профессор. — Это поистине чудо.

— Чудо? — улыбнулся Ральф.

— После того, как из Европы хлынули туристы, — пояснил Найтли, — в газетах не утихают скандалы. Приобрести концессию очень трудно. Отношения с правительством обострены до предела.

— Это верно, — согласился Вандерер. — Даже Картер в данный момент не может войти в открытую им гробницу. Вход для туристов запрещен. Большинство раскопок закрыто.

— А вы слышали — «Нью-Йорк Таймс» теперь владеет монопольным правом на публикации Картера! — подала голос мисс Вандерер.

Ральф отозвался: «Да что вы!», и беспечно рассмеялся. Он улыбался девочке, но думал он о другом. О том, что все найденные экспонаты, включая находки Картера, оставались в Египте: в Музее Древностей. Вывозить их было запрещено.

— Тетушка, пока нас не слышат. Я правильно понял, что эти древние египтяне, один из которых сейчас сворачивает «козью ногу» у вашей палатки — и есть те люди? Мухаммед, Мухаммед и Мухаммед?

— Да, mon cher ami. Это феллахи, жители юга страны.

— Вы уверены, что правильно поняли насчет гонорара?

— То, что я вам сказал: грузовик и четырнадцать пузырьков йоду.

— Бред какой-то. Почему четырнадцать? Почему бы просто не ящик?

— Довольно забавное пожелание, но делать из него выводы будет ошибкой. Не стоит их недооценивать.

— Странные — вы про внешность?

— Не только. Эти потомки Синдбада исповедуют весьма любопытные понятия о честности.

— Именно это меня и тревожит.

— Не волнуйтесь. Пока они работают на вас — это образец преданности. Самые вкусные кусочки, если вы зашли в их ресторан, хорошая скидка, если вы делаете покупку в его магазине, знакомства с нужными людьми — все для вас. Ведь вы его друг! Но как только ваши деловые отношения закончены — не обижайтесь.

— А разве не таковы все местные?

Тетка рассмеялась своим тихим, скрипучим смехом.

— Не совсем. Для вас, к примеру, представляет сложность понять, почему можно обокрасть иностранца, но нельзя — соотечественника?

Саммерс подумал.

— Пожалуй, нет.

— А почему нельзя украсть у человека, который живет в отеле, но при этом обязательно — у того, кто поставил в пустыне палатку?

— Э, э… тут я, признаться, не столько понимаю, сколько чувствую.

— Я чувствую то же самое. Ну, давно ли вы заглядывали в свой бумажник?

Коммерсант полез в карман, но бумажника не нашел. Он поднял бровь.

— Тогда они у нас еще что-нибудь украдут?

— Все! — засмеялся Фокс. — Все, что сумеют унести.

— А ведь это не в наших интересах.

— В таком случае, предлагаю выпить кофе.

Спустя пять минут из саквояжа тетушки Элизабет был извлечен аппарат Нейпира. Сама тетя при этом сидела на раскладном брезентовом стуле. Она обмахивалась веером.

— Как я измучился с этой вашей кофейной машиной! — высказался Кеннел.

Он в третий раз разбирал аппарат.

— Тетушка, его части опять не подходят друг к другу!

— Не ной, Ральф. Ты же знаешь, что это подарок твоего дяди! Я обязана им пользоваться!

— Но ведь можно просто сварить кофе! Мы же пили с вами настоящий арабский! Уверен, что кто-нибудь из этих людей легко сварит его в песке по местному обычаю.

— Ральф, я все понимаю. Кофе в песке неплох, но будь любезен: собери аппарат.

— А я вам говорю: там чего-то не хватает.

— Это у тебя в голове не хватает, болван.

— Ну, тетя! Я устал.

— Бог мой! — миссис Кеннел бросила веер и встала. — Милый, в кого ты такая бестолочь?

Ругаясь и отталкивая друг друга, тетя и племянник возились с аппаратом, пока в дело не вмешался профессор. Профессор окликнул Вандерера, тот — Засса, обе экспедиции смешались и получилась свалка.