Шрифт:
Освободившись от своего багажа, Державин поскакал в Петербург и, наконец, явился в полк.
Длительная отлучка была документально оформлена его покровителями, и Державин включился в спокойное течение полковой жизни. Он дружил с некоторыми офицерами, ценившими его не столько за служебное усердие, сколько за уменье рисовать и писать. Державин копировал пером гравюры и эстампы, и его работы почти не отличались от печатных оригиналов. Но более полезен в полку он стал своими литературными способностями. Державин писал прошения на имя императрицы «для всякого рода людей притесненных, обиженных и бедных». Его привлекали для обработки полковых бумаг и приказных дел, докладов высшему командованию, сочинял он и любовные письма для товарищей, например для своего приятеля П. В. Неклюдова, «когда он был влюблен в девицу Ивашеву, на которой после и женился», — вспоминает Державин.
К 1 января 1772 года пришло долгожданное производство в офицеры. Державин, десять лет ходивший рядовым, капралом и сержантом, получил свой первый офицерский чин — прапорщика.
Звание гвардейского офицера обязывало вести широкий образ жизни, на что требовались средства. Знатной и богатой дворянской молодежи шитье нового Преображенского мундира не представлялось серьезным расходом, наличие кареты и лошадей было чем-то само собой разумеющимся. Державин экипировался с большим трудом. Он взял в полку ссуду в счет жалованья и продал свой сержантский мундир. Денег оказалось мало, пришлось занимать, и только после этого Державин мог сшить себе офицерский мундир и сапоги. На карету денег не хватило — Державин взял ее в долг у знакомых.
Однако новый чин, казавшийся столько лет недосягаемой целью, не изменил сколько-нибудь служебного положения Державина. Он хотел отличиться, стремился к действию, но должен был по-прежнему ходить в караулы и дежурить в полку. Случая проявить себя ка службе не представлялось. В ожидании его Державин с увлечением занимался поэзией.
Сундучок с бумагами, преданный Державиным очистительному огню в чумном карантине перед въездом в Петербург, разумеется, жалостная потеря для поклонников таланта поэта, однако, хоть и немного, мы знаем о его тайнах. Наиболее удавшиеся стихи Державин восстановил в памяти и впоследствии записал. В личном архиве поэта сохранились две тетради, куда были внесены его рукой в 1776 году несколько ранних стихотворений и девятнадцать песен.
Стихи молодого Державина писались под влиянием творчества Ломоносова и Сумарокова, поэтов очень не похожих друг на друга, но каждого по-своему Державину близких. Сумароков был приятен любовной лирикой, тонким пониманием сердечных побуждений; Ломоносов поражал воображение одами, мощными картинами титанической борьбы и привлекал своим патриотическим чувством.
Лучшим образцом любовных песен Державина, пожалуй, является «Разлука». Это стихотворение ценил и сам поэт. Весьма строго относясь к своим ранним опытам, он сделал исключение для «Разлуки», напечатал ее в «Московском журнале» (1792, февраль) и включил в свою пьесу «Добрыня» (1808):
Обливаюся слезами, Скорби не могу снести, Не могу сказать словами, Сердцем говорю: прости! Руки, грудь, уста и очи Я целую у тебя. Не имею больше мочи Разделить с тобой себя. Лобызаю, обмираю, Тебе душу отдаю, Иль из уст твоих желаю Выпить душу я твою.«Песни» Державина — лирические, любовные стихотворения, выражающие чувства близости, разлуки, измены милого или милой. Они изложены еще в наиболее общей форме, как писал свои песни и Сумароков:
Я, лишась судьбой любезного, С ним утех» веселья, радости, Среди века бесполезного Я не рада моей младости. Пролетай ты, время быстрое, Быстротой сто крат скорейшею; Помрачись ты, небо чистое, Темнотой в глазах густейшею.Подражал Державин и элегиям Сумарокова, их мрачному пафосу, гибко передававшему душевные страдания человека. Но сразу становилось заметным и различие между поэтами. Элегии Сумарокова носили отвлеченный характер, в них отображалось горестное чувство «вообще». Державин же пишет свои стихи по конкретному поводу. В стихотворении «Раскаяние» Державин с тоской вспоминает о месяцах жизни, проведенных за карточным столом в Москве, и глубоко скорбит о своем падении. Однако обвиняет при этом он не самого себя, а сетует на сборище соблазнов и «лабиринт страстей» — город Москву, как магнит притягивающий молодых людей к развратной жизни. Державин пишет:
Лишил уж ты меня именья моего, Лишил уж ты меня и счастия всего, Лишил, я говорю, и — что всего дороже — (Какая может быть сей злобы злоба строже?) Невинность разрушил! Я в роскошах забав Испортил уже мой и непорочный нрав, Испортил, развратил, в тьму скаредств погрузился,— Повеса, мот, буян, картежник очутился.Таким образом, уже в первые годы творчества Державин обращался к фактам своей личной жизни как к предмету поэзии, он принципиально признавал эту возможность и пользовался ею.
В жанре оды Державин шел вслед Ломоносову, но с первых шагов показал и свою самостоятельность. Так в «Оде Екатерине II-й», относящейся к 1767 году, Державин встает в позу независимого поэта, руководимого только истиной. Он демонстративно заявляет:
Вдохни, о истина святая! Свои мне силы с высоты… Я Муз с Парнаса не сзываю. С тобой одной хочу я петь.Муз сзывал Ломоносов, он стремился «на верх Парнасских гор» (оды 1742, 1746 годов и др.), ему и противоречит Державин: