Руны говорят

Нас принесли сюда вороны Тора, пославшего своих птиц за медом божественной Фреи. Возлюбленная Одина, ты плохо берегла труд пчел. Вороны схватили соты, полетели ввысь, укрылись за облаками и там переждали гнев Одина. А когда тот прекратил гневаться и стал утешать возлюбленную Фрею, вороны продолжили свой полет. Мы же осыпались черными перьями крыльев. Один подобрал нас и дал имена. С тех пор люди гадают по нам. Мы уйдем отсюда, когда странный человек закончит гадать по нам на себя, свой мир, страну, женщину, талант, хлеб, воздух, взгляд. Мы уходим.

Я отвечаю

О загадочный Департамент статистики и социологических исследований, тебе приношу дары и отвечаю. Я родился на этой земле. Я никуда не уйду отсюда. Я не пойду за Одином искать загадочную Атлант иду, затерявшуюся в океане за столпами Геркулеса. Это – моя Атлантида. Я люблю свою АнтиАтлантиду. Я гадаю на рунах. Я боюсь диабета. Я люблю жить. Я хорошо, много и прилежно пишу. О, позволь мне остаться!!!

Исследователи рунного алфавита определяют три его ответвления: Старший Футорк — германский, младший Футорк – скандинавский, и средний Футорк – англосаксонский. Есть еще и молдавский Футорк – самый старый из них, самый истинный, он – предтеча.

Давно, когда в Кишиневе не было Верхней Ботаники и новой Рышкановки, люди собрались на центральной площади города. Они стекались туда, как ручьи дождя в лужи, и постепнно наполнило площадь. Памятника Штефану чел Маре там не было, – его увезли с собой румынские офицеры, чтобы на родине не спеша вынуть из венца господаря бриллианты и подарить их шлюхам и певичкам из кабаков. И вот пока люди заполняют плотью своей площадь, я расскажу вам свидетельства рун о памятнике.

Памятник стоял с левого края площади с незапамятных времен. По словам Одина, статуя возникла со времен сотворения мира. Стояла она сначала в первобытных болотах, затем – чащах, и динозавры обходили ее стороной. Тиранозавры жрали диплодоков, ихтиозавры вырывались из воды и начинали ползать, и первые теплокровные прятались в норах. А Штефан все смотрел, и хмурился. Не по душе ему беспорядок и трусость. Так он простоял до пятнадцатого века, а по том ожил и тридцать лет воевал. А когда устал, снова забрался на постамент.

Был памятник серебряным, с венцом, осыпанным драгоценными камнями, а булава у Штефана была отлита из чистого золота.

Когда Один с дружинниками покинул Молдавию, земля стала беззащитной, и во время Второй мировой пришли румыны. Отступая, они и забрали с собой подлинную статую господаря.

Придумал ее забрать румынский офицер Мареско Антонелли, уроженец Ясс. Сын богатых помещиков, он разорился, вылезая из борделей только для того, чтобы попасть в кабак. Когда над наследным имуществом Мареско возникла угроза конфискации за долги, Антонелли счел наилучшим выходом пойти в армию. И не прогадал — у кого же поднимется рука на имущество и земли молодого защитника отечества. Антонелли, отлечивая триппер, часто смеялся над кредиторами, родителями и патриотами. На передний край в атаках он не лез, а трофеи скупал у разведчиков.

Так вот, после оккупации, гуляя по площади, Антонелли, человек непутевый и многого не знающий, впервые увидал памятник господарю и положил на него глаз. Когда всыплют нам по первое число, и маршал Антонеску наложит в штаны, и мы вместе с ним, — подумал Мареско, — надо бы не забыть здесь памятник. Больно дорогой и красивый. Так оно и вышло.

Единодушно, одобряя и без возражений наложив в штаны в едином порыве с маршалом и братьями по оружию, Мареско, не теряя духа (за исключением дурного) собрал роту солдат и велел им демонтировать статую. Штефан ничего не сказал.

В Яссах Мареско Антонелли, прокутив родительское состояние и долги по нему, начал продавать Штефана по частям.

Один рубин с венца господаря достался акробатке Коко из передвижного цирка. Она еще зубами гвозди выдирала и могла проехаться по канату на ляжках. Ох–х, чертовка, ну что за зад у нее – крепкий, литой, прямо таки монолитный, думал Мареско, уже готовый отдать рубин вспотевшей от страсти Коко.

— Будь наша армия такой плотной, мощной и цельной, такой могучей, как задница Коко, мы бы дошли до Ганга, как Александр Македонский, и плакали!!! – орал Антонелли в окно гостиницы, где бушева ла цирковая плоть.

— А знаешь, почему? Знаешь, почему? – орал он по прежнему в окно, но обращаясь уже к Коко.

— Не знаю, — хихикала дамочка.

— Мы бы дошли до Ганга и плакали потому, что нам нечего больше было бы покорять! Вот что сделал бы наша армия, будь она такой, как твоя задница! Выпьем!

Коко, — а звали ее Зинаида Веверица, — закончившая семь классов гимназии, и подававшая большие надежды, благоразумно умолчала о том, что за Гангом есть еще земли. За что и получила рубин.

Бриллианты Мареско отдал оптом в публичный дом, потому что его туда в кредит уже не пускали. Сошлись на том, что за камни сам Мареско и двенадцать его колен будут пользоваться женщинами заведения бесплатно.