— Давайте, — согласилась мисс Ли. — Будем по очереди тащить билеты, и тот, кому достанется выигрышный, имеет право на выбор.

Первой выигрышный билет вытащила Дафна, и она забрала свежезамороженный торт. Затем наступила очередь матери Эвис, которая взяла поднос. Потом были разыграны остальные вещи, пока, к удивлению Эммы, не осталась только бутылка с вином. Счастливицу, которой достался последний билет, она не знала — худенькая, нервная на вид, средних лет женщина в светло-голубом платье из куртеля, она, казалось, даже отшатнулась от такого страшного приза.

— Вам повезло, — с завистью констатировала Эмма.

— Но я же не пью, — пробормотала женщина, — хотя ни в коем случае не осуждаю других…

— Почему бы нам не дать миссис Ферс что-нибудь еще, а бутылку разыграть снова, — предложила Эвис. Она оглядела комнату в поисках предмета, который мог бы вполне заменить бутылку, не обойдя взором и фотографию каноника Гранди в его высоком воротнике. — Мисс Ли, может?..

— Сейчас, — откликнулась мисс Ли. Она выскользнула из комнаты, а когда появилась вновь, в руках у нее был предмет, завернутый в папиросную бумагу. — Быть может, миссис Ферс понравится вот это?

Это было маленькое зеркало в цветочном орнаменте.

— Керамика, да? — спросил кто-то.

Миссис Ферс взяла зеркальце, осмотрела его, осталась довольной, и лотерея возобновилась. Бутылку выиграла Эвис Шрабсоул, которая в восторге понесла ее домой: обмен себя оправдал. Ее матери это утро тоже доставило удовольствие, но к нему примешивалось легкое чувство вины, потому что она куда-то задевала свои сахариновые таблетки и положила в кофе два кусочка сахара, не отказавшись и от порции начиненного кремом и вареньем пирога.

Эмме хотелось бы выиграть вино, но она уже была обладательницей айвового варенья и целлофанового мешочка с шестью сдобными булочками с изюмом — значит, утро не потрачено впустую. Кроме того, она собрала представляющий интерес материал об особого рода деятельности в поселке. Сообразив, что следом за ней идет мисс Ликериш, она обернулась и попробовала втянуть ее в беседу, чувствуя, что та может внести свой вклад исторического или социологического значения.

— Я заметила, что бутылку вина взяла жена молодого доктора, — проявила инициативу мисс Ликериш.

— Да, мистер Принс поступил крайне любезно, сделав нам такой подарок, — отозвалась Эмма.

— Еще бы! Такого случая он не упустит…

— Возможно, но тем не менее…

Некоторое время они шли молча, затем Эмма, не найдя ничего лучшего, помянула о том, какая стоит хорошая погода, в ответ на что мисс Ликериш принялась молоть бессвязную чепуху о лете вообще, о долгих светлых вечерах, о разрушенной сторожке в лесу и о прогулках туда когда-то в прошлом. По-видимому, бутылка вина в сочетании с теплой погодой вызвала в мыслях старухи такие ассоциации, за которыми Эмма была не в состоянии следовать.

Когда они дошли до дверей дома мисс Ликериш, Эмма, заглянув в окно, увидела на кухонном столе кошку, которая ела из тарелки что-то, возможно вовсе ей не предназначавшееся… Попрощавшись со старухой, она вернулась домой в состоянии некоторого смятения.

В «Доме под тисом» мисс Ли и мисс Гранди принялись за уборку после утреннего кофе и распродажи, которые привели их гостиную в полный беспорядок. Они не обменялись ни словом, после того как мисс Ли предложила:

— Давай уберем, а?

Но в молчании мисс Гранди таилась обида: мисс Ли отдала керамическое зеркальце, не спросив ее позволения, хотя когда-то это был подарок им обеим. Еще одна причина чувствовать себя задетой.

Отношение жителей к празднику цветов было, по мнению Эммы, «амбивалентным», как любили говорить в науке. Все знали, что он должен состояться, трудно было не знать, поскольку по всему поселку были развешаны объявления, но в прежние времена ничего подобного не проводилось. Аранжировка цветов стала нынче модным занятием для определенного типа женщин, почти таким же увлечением, как совершенствование собственной внешности для молодой женщины викторианского периода, — и несмотря на то, что искусство аранжировки цветов зародилось, скорей всего, в Японии, теперь оно безусловно превратилось в чисто английское времяпровождение. Правда, встретить скромно стоящий в одиночестве цветок или ветку на восточный манер практически невозможно, ибо предпочтение отдается букетам. Эмме, например, нравилась темно-красная роза или пеон в керамическом сосуде на фоне церковной стены из серого камня, но она не осмеливалась даже заикнуться об этом. В ее собственном саду цвели дельфиниумы и люпины, а по стене дома вились светлые розы. Только она собралась отрезать несколько штук, как увидела, что к дому приближается Том в сопровождении Адама Принса.

— Как чудесно вы смотритесь на фоне этих роз, — сказал Адам.

Не успела Эмма придумать, как бы полюбезнее откликнуться на этот комплимент, как Том вдруг разразился поэтическими строчками:

Воцарилось краткое молчание, вызванное удивлением и смущением, пока Эмма, рассмеявшись, не нарушила его. Эти мужчины не могли не видеть, что ее нельзя назвать не только красивой, но и миловидной.