Тучи расступились, серебристый лунный свет осветил поляну в эльфийском лесу. Мило стоял на развернутом одеяле Сенеты и глядел на ветви мертвого дерева.

Мило поднял голову и замер. Безжизненное тело Сенеты висело прямо над ним в негустой листве дерева. Из живота у нее торчала ветка. Девушку буквально насадили на нее. По ноге ее стекала кровь, вязкие капли падали на лицо Мило.

Тучи снова закрыли луну, опять стало темно.

Мило услышал, как ветер взвыл в ветвях. Что-то твердое ударило его по лицу. Удар был такой силы, что Мило отлетел на несколько шагов и упал на землю. Грудь болела, ноги онемели.

Луна несколько раз показалась из-за облаков, и Мило увидел Дорна, мечом рубившего ветви мертвого дерева. Ветки пытались схватить Дорна и поднять вверх. Наемник то и дело выкрикивал имя Сенеты, как безумный колошматя по веткам дерева.

А затем Мило потерял сознание.

Ветер гладил его лицо.

Нельф зачерпнул медным котелком розовую воду из маленькой лужицы в пещере. С отвращением заглянул в него.

— Хочешь добрый совет? — спросил он брата.

— Если я скажу «нет», ты от меня отстанешь?

— Лучше не заболевай тут, внизу, иначе мейстер Нодрин тоже будет лечить тебя этим пойлом. Чем все заканчивается, сам видишь: больше половины его пациентов уже мертвы.

Брат даже не собирался помогать Нельфу. Он стоял у входа в пещеру и вглядывался в темный коридор, ведущий назад, к главному туннелю.

— Можешь говорить, что хочешь, но гномы что-то задумали против эльфов, — заявил он. — Это не нормальная шахта. Здесь нет ничего, что нельзя было бы получить где-нибудь в другом месте.

— Ты слишком много думаешь, — ответил Нельф. — Просто делай, что тебе говорят. Если немного повезет, они сократят нам срок и отпустят на волю раньше.

— Но ты же в это на самом деле не веришь, правда? — Тисло пнул ногой маленькую кучку темных камешков и стал наблюдать за тем, как они рассыпаются по земле. — Если хочешь знать мое мнение, мы здесь без одобрения Модура Великого. Доримбур спланировал все это в одиночку. Его ненависть сильнее, чем верность главе клана. Если есть какая-то награда за это дело, то только виселица, ничего кроме виселицы.

Нельф наполнил второй котелок и поднялся.

— Давай-ка возвращаться. Мейстер Нодрин будет ждать нас. У меня нет желания злить его, не то он снова заставит нас чистить отхожие места.

— Все лучше, чем слушать его грязные застольные песенки, — признался Тисло.

— Но только потому, что ты никогда не помогаешь, — пожаловался Нельф.

— Да я бы с удовольствием взял у тебя котелок, но тогда у тебя останется только один, а такое искривление плохо скажется на бедрах. Я не хочу быть виноватым в том, что в старости ты будешь перекошенный на один бок и будешь испытывать боль при каждом движении, когда примешься полоть мой огород.

— Мечтай и дальше, — прошипел Нельф.

Они вместе побрели по темному переходу обратно к хорошо освещенному главному туннелю. Для гномской шахты в туннелях было слишком пусто. Там, где должны туда-сюда сновать пони, впряженные в вагонетки, вывозя на дневной свет отходы и руду, царила тишина. Кроме того, им не встречались ни гномские патрули, ни рабочие, которые должны были сменить предыдущую бригаду, чтобы те могли отдохнуть за кружкой пива и доброй порцией еды. Эта шахта, если это вообще была шахта, напоминала истощенную и давно заброшенную шахту по добыче золота, какие встречались на северо-западе Серого порубежья.

Нельфу и Тисло это было на руку. Чем меньше гномов они встречали, тем меньше поручений им давали. Им за глаза хватало и постоянного нытья мейстера Нодрина — «сделайте то, сделайте это».

Спустя добрых полчаса они дошли до лазарета. Мейстер Нодрин наверняка уже с нетерпением ждет их и сразу же выдаст новое поручение. Об отдыхе нечего было и думать. Всегда находилось что-нибудь, и единственная возможность отдохнуть у них появлялась в то время, когда мейстер Нодрин спал. К огромному неудовольствию полуросликов, гномский клирик обходился весьма малым количеством сна.

У входа в комнату уже снова висел флаг, что означало, что умер еще один бородач и ждет, когда его унесут.

— Я ставлю на того, что с болотной лихорадкой, — произнес Тисло.

— Я не согласен, — ответил Нельф. — Это наверняка тот жирный, у которого из груди торчит обломок.

— Это ты говоришь потому, что тебе постоянно приходится чистить его гноящиеся раны.

Тисло был не так уж неправ. Нельфу надоело вставать каждую ночь по три-четыре раза, чтобы очистить рану от гноящейся плоти и гноя. Он никому не желал смерти, но считал, что для этого гнома она стала бы избавлением.