Хотя Гриффин никому ни словом не обмолвился о своих планах, Доминик давно знал, что он хочет покинуть Англию, оставив заодно далеко позади свое прошлое. Уладив все дела, он намеревался первым же подходящим судном отплыть на восток.

— Я и так являюсь отпрыском одного из лучших семейств королевства, — спокойно ответствовал Гриффин. — И не имею никакого желания общаться с остальными, во всяком случае, за пределами игорного дома или борделя.

Доминик прищурился. Его изумрудно-зеленые глаза стали ледяными — так всегда бывало, когда Гриффин раздражал его.

— Знаю, — усмехнулся Гриффин, — я тяжкий крест. Но я пригласил тебя сюда не для того, чтобы услышать мнение о моих неудачах или грядущих путешествиях. Просто возникла неожиданная проблема, от которой, надеюсь, ты меня избавишь.

Доминик взирал на него в течение нескольких секунд с совершенно непроницаемым выражением лица, после чего, вероятно, решил прибегнуть к тактическому отступлению.

— Понимаю. Фелпс оставил странное послание о младенцах, печатках и дамах под вуалью. Это было похоже на плохую мелодраму. Ведь на самом деле никакого младенца нет, правда?

В этот самый момент открылась дверь, и в гостиную вошла Мэдлин с младенцем на руках. Она одарила Доминика самой соблазнительной улыбкой из своего арсенала и грациозно проплыла через комнату — ну чем не мадонна? Мэдлин уже несколько лет пыталась соблазнить Доминика, но тот проявлял невиданную стойкость. Правда, это ее не останавливало, и попытки продолжались.

Доминик медленно встал. На его лице отразилось искреннее изумление — очень редкое для него выражение. Он скосил глаза на Гриффина.

— Это не…

— Конечно, это не мой ребенок, — скривился тот. — Ты отлично знаешь, как я отношусь к подобным вещам.

Доминик все знал об обстоятельствах появления на свет Гриффина и одно время дружил с его матерью. Они разделяли неприязнь к отцу Гриффина, герцогу Камберленду, младшему брату принца-регента. Доминик ненавидел герцога за то, что тот совратил мать Гриффина, когда девушке едва исполнилось четырнадцать лет, а Гриффин ненавидел и презирал его за то, что высокородный аристократ не признал сына и не проявил никакого интереса к девочке, которой сломал жизнь.

Не то чтобы Гриффин желал его признания. Но это не мешало ему ненавидеть ублюдка. И отвращение к герцогу, которое он разделял с Домиником, больше, чем что-либо другое, укрепило связь между ними на долгие годы.

— Но чей он? — спросил Доминик.

— Понятия не имею. — Гриффин знаком предложил Мэдлин подойти ближе, чтобы Доминик мог лучше рассмотреть малыша.

Когда она остановилась между ними, осторожно покачивая спящего мальчика, у Гриффина неожиданно защемило сердце. Ощущение было новым, необычным, и мужчина недовольно нахмурился.

Он давно отказался от нежных эмоций, усвоив, что от них бывает только вред. Насколько ему известно, симпатия — худшая из эмоций. Она напоминала о жалости. Преданность — вот что он понимал, ценил и всячески старался поддерживать в своих людях. Он заботился о них, был внимателен к их нуждам. Но ему не нужно было чувствовать к ним привязанность. Требовалось лишь понимать их, обеспечивать всем необходимым и требовать от них преданности. Эта философия служила верой и правдой уже много лет, и он не собирался ничего менять.

Однако этот брошенный малыш что-то изменил в душе Гриффина, напомнил о вещах, о которых он уже давно забыл. О которых лучше и не вспоминать.

— У него есть имя? — тихо спросил Доминик, отогнув уголок одеяла, чтобы рассмотреть личико спящего крошки. Мэдлин тоже опустила глаза, и ее губы изогнулись в нежной улыбке. Ее глаза светились любовью, и впервые это чувство не имело ничего общего с присутствием сэра Доминика.

— Стивен, — буркнул Гриффин, чувствуя себя совершенно не в своей тарелке.

Сэр Доминик поднял взгляд и очень удивился, заметив беспокойство Гриффина. Нет, парень явно не имел ничего общего с младенцем.

— А фамилия у этого Стивена есть?

Гриффин уставился на Доминика в упор.

— Неужели ты считаешь, что я бы так настойчиво требовал твоего августейшего присутствия, если бы знал его фамилию? Ты так и не понял, что все, связанное с этим ребенком, окружено тайной?

Доминик несколько мгновений молча смотрел на него, потом повернулся к Мэдлин и мило улыбнулся.