Она в последний раз взглянула на железяку, туго закрученную на одном конце и растянутую — на другом, повесила ее обратно на гвоздь и пошла к выходу.

Самый простой способ для смягчения душевной смуты — посмотреть куда-нибудь повыше собственного носа. Возвращаясь к трамвайной остановке, Ника смотрела на крыши.

Вот вырезанный из дерева якорь под коньком одной из них. А вот вращающийся на ветру разноцветный петушок-флюгер… Дальше, над красноватой черепицей дома побогаче, круто выгнул спину и задрал хвост трубой металлический черный кот. Ника вспомнила, что таких котов она часто встречала в Прибалтике.

Подняв взгляд еще выше, она залюбовалась четким рисунком телевизионных антенн и хитросплетением проводов, сквозь которые проплывали редкие облака и пролетали птицы. Над одним из домов несмотря на июль ностальгически поднимался дымок печной трубы…

К остановке девушка подошла уже умиротворенной. Она мечтала поскорее оказаться дома, где ее встретит любимая бабуля и обязательно попытается облизать с ног до головы веселая бульдожка Илюша.

За чаем Ника пересказала Любови Эмильевне свой разговор с Зефировым. Про посещение улицы Весенней и найденную в доме пружину она упоминать не стала.

— По-моему, надо еще раз позвонить бывшей жене Бориса, — рассудительно заявила Любовь Эмильевна. — Ведь уже целый месяц прошел с тех пор, как следователь с ней беседовал. Скорее всего, Георгий уже вернулся.

— Мне, Ба, точно такая же мысль в голову пришла. Я даже взяла у Зефирова номер телефона этой женщины в Благовещенске. Давай прямо сейчас туда и позвоним, а то позже будет неудобно — у нас ведь с ними разница во времени.

Ника дозвонилась в Благовещенск с первого же раза. Мать Георгия Романова потребовала у девушки отчета в том, зачем ей нужен сын, потом спросила, как ее зовут, сколько ей лет, где она живет и по какому адресу прописана. Лосовская уже готовилась сообщить этой бдительной женщине номер своего паспорта, а также группу крови, но не успела: властный голос в трубке вдруг дрогнул и перешел в плач.

— Девушка, я вас не знаю, — сквозь рыдания проговорила бывшая жена Бориса Сергеевича, — но чувствую, что вы человек неравнодушный. Я не знаю, куда пропал мой сын… Я просто с ума схожу от переживаний… У вас есть какие-то сведения о нем?

— К сожалению, нет, Ираида Ивановна… Поэтому я вам и звоню. Но скажите, Георгий знает о смерти отца?

— Да, — проговорила мать Георгия, — я ему сообщила. Он звонил мне три недели назад, и я не поняла откуда. Он говорил, что доставил отцу ужасные неприятности, подвел его и поэтому возвращается в Благовещенск. Я спросила, когда его ждать. Гоша ответил, что через некоторое время, потому что якобы он собирается заменить на работе какого-то своего друга. Тогда я сообразила, что он не знает о несчастье с отцом, и рассказала ему то, что знала… Он ужасно закричал: «Это моя вина, это я его убил!» Я стала его уговаривать, чтобы он поскорей приезжал домой, но Гоша повесил трубку… — Она зарыдала снова.

— Успокойтесь, пожалуйста, — растерянно пробормотала Ника. — Я постараюсь разыскать вашего сына… И обязательно сразу же свяжусь с вами.

На желто-зеленом клетчатом пледе, укрывавшем Никину кровать, белел почтовый конверт, надписанный почерком ее мужа — Вовки Иванова. Незадолго до Никиного отъезда из Питера Вовка отправился в собственное путешествие. Сейчас он находился не так уж и далеко от Ангарска.

Никин муж всегда был неравнодушен к Китаю. Посмотрев как-то по телевизору рекламу, сулившую покупателям китайской лапши «Доширак» многочисленные призы, в том числе и поездку в Китай, он полностью отказался от любых кулинарных изысков и мужественно перешел на трехразовое потребление многообещающего «Доширака». Конечно, уже через неделю Вовка его возненавидел, но все же продолжал покупать в прежних объемах, однако теперь не ел его сам, а великодушно предлагал жене, всем забегавшим в дом знакомым и даже бездомным кошкам. На двадцать первый день доширакомании безумец был вознагражден. Под крышкой очередной упаковки он нашел приглашение получить свой законный приз. Причем упорный и везучий Вовка выиграл именно то, что вожделел — двухнедельное путешествие по Китаю!

Ника вскрыла скромный нерусский конверт и развернула пахнущий нерусским духом лист бумаги. Сердце ее сладко сжалось уже от одного только Вовкиного приветствия:

Здравствуй, ясноглазая моя!

Как там твоя бабуля? Очень огорчился из-за ее сердца.

Впечатления от Поднебесной у меня пока сумбурные. Сейчас, после положенных мне в качестве выигрыша двух недель, путешествую на свои деньги автостопом. Гулял сегодня по Пекину. Его название переводится как «Северная столица», но этот город больше нашей северной столицы — то есть Питера — раза в два. Народ здесь душевный, но невероятно шумный. На улицах все толкаются и не извиняются.

Описывать то, что я повидал, сложно. Лучше посмотришь потом все на фотографиях, а я прокомментирую. Пока же насладись дивными названиями тех мест, где я побывал: Сад Пурпурных Осенних Облаков — в Шанхае, Сад Гармонии и Добродетели — под Пекином. И там же — Алтарь Неба и Павильон Нефритовых Волн. В парках повсюду звенят нежные колокольчики на крышах беседок и домиков. Тебе бы понравилось!

Пишу тебе, сидя на тенистой лавочке в пекинском скверике. Жара здесь невыносимая! Сейчас вот подошел пожилой китаец, повесил на ветку березы (да, да!) клетку с орущим скворцом и сел рядом со мной. В отличие от России, самые любимые домашние зверюшки тут не кошки и собаки, а всякие разные птахи. Днем их выносят проветриться на свежем воздухе!