Родители постоянно открывают в ребенке новые «таланты», любуясь ими и демонстрируя эти, нередко сильно преувеличенные, способности знакомым, родственникам и друзьям. Ребенку внушаются мысли о его уникальности, непохожести на других. Казалось бы, что в этом плохого? В одной из предыдущих глав как раз шла речь об ошибке игнорирования индивидуальности. Но здесь нужна разумная мера. Приведу один пример из своей практики в школе.

Школьные психологи всегда обращают особое внимание на адаптацию первоклассников к школе. А у Лизы был ряд трудностей. Синдром дефицита внимания с гиперактивностью — девочке было очень сложно долго удерживать внимание, сидеть на месте. Сформировалась эта особенность на фоне проблем во время беременности и при родах. Девочка с рождения наблюдалась у невропатолога. Нужно сказать, что похожие трудности наблюдались у нескольких первоклассников. Однако особенной здесь была позиция матери Лизы. Беспокоясь, как бы девочка не стала переживать из-за своих трудностей, мама день ото дня внушала ей, что она особенная, творческая личность, не похожая ни на кого и достойная особого отношения. Фразу «Я — такая!», произносимую довольно-таки капризно и высокомерно, девочка с подачи мамы сделала своим девизом. В итоге именно это стало основной трудностью. Лиза, как и другие гиперактивные ее одноклассники, к 3–4 классу переросла свою проблему, научилась быть более внимательной. Однако все ярче стали проявляться проблемы в общении. На малейшую критику со стороны девочка стала реагировать не просто бурно, а агрессивно. Стоило учителю сделать замечание, Лиза могла вскочить и, хлопнув дверью, выбежать из класса. Это не проходило мимо внимания одноклассников. Ребята стали поддразнивать Лизу ее любимой фразой «Я — такая!». Усилия педагогов и психологов исправить ситуацию натыкались на все ту же позицию матери девочки: «Отстаньте от моего ребенка, просто она у меня особенная, а вы ничего не понимаете!».

Итак, тот и другой вариант, в конечном счете, приводит к искажению представлений ребенка о реальном мире, в который он рано или поздно выходит из семьи.

Эгоцентризм, который уже стал чертой характера чрезмерно опекаемого ребенка, — не лучший помощник в выстраивании отношений с другими людьми. Ребенок или всех и всего боится и не может постоять за себя, или, наоборот, чересчур самоуверен, избалован, не привык считаться с другими. Столь важному умению, как сотрудничество, такие дети обычно не обучены, работать в команде практически не умеют. Отношения со сверстниками часто не ладятся, с педагогами нередки конфликты. Ребенку постоянно недостает любви, признания и восхищения окружающих.

Ребенок, которого воспитали как «Центр Вселенной», не умеет заботиться о других. Не потому, что он злой или бесчувственный — просто в его мировосприятии на первом месте стоит его собственное Я, а проблемы других людей он может просто не замечать. Это последствие такого типа семейного воспитания аукается, прежде всего самим родителям. Ведь когда-то родители поменяются местами с ребенком, и им будет нужна забота и помощь.

Несамостоятельность тоже надолго остается серьезной проблемой, — ребенок не умеет брать ответственность и нести ее. Пойдя в школу, «кумиры семьи» часто бывают неприятно удивлены уровнем требований. И даже при наличии хороших интеллектуальных способностей, они зачастую отстают по успеваемости от одноклассников из-за того, что не умеют самостоятельно организовать свою деятельность.

Кроме того, «кумиры семьи» очень тяжело переносят любые неудачи — в учебе, в спорте, в отношениях с другими людьми. Их амбиции обычно серьезно превышают их возможности. Разочарования оказываются чрезвычайно болезненными. При этом, чаще всего «кумира семьи» характеризует так называемый внешний локус контроля: любой успех воспринимается как свой, а в неудачах обвиняются окружающие, невезение, случайность и т. д.

Таким образом, этот тип воспитания приводит к довольно серьезным проблемам у ребенка в будущем. Не каждый ребенок находит в себе силы принять мир, а главное самого себя, таким, какой он есть. Потому встречаются случаи того или иного типа «бегства» — в наркотики, в виртуальную реальность и другие зависимости…

«Моя мама, что называется, посвятила свою жизнь мне и брату. Отец умер, когда мне было 3 года, а брату 6. И мама решила, что обязана заменить нам обоих родителей. Она так и не вышла замуж, потому что „чужой мужчина детям не отец“. Ее основной жизненной целью было поставить нас на ноги, сделать так, чтобы мы ни в чем не нуждались и не чувствовали себя ущербными. Конечно, я очень ей благодарна за самоотверженность. Она всегда говорила, что мы — смысл ее жизни, ее счастье. Но только сейчас я начинаю понимать, какую ответственность она возлагала на нас, объявляя смыслом жизни. Если мы делали что-то не так, мы тем самым лишали ее счастья. А самые большие сложности начались, когда я вышла замуж и переехала к мужу. Мама постоянно на меня обижается, почему редко навещаем, почему не звоним (хотя я звоню ей, по крайней мере, раз в день). Конечно, я люблю ее и понимаю, что ей тяжело и одиноко. Но мне хочется хоть какой-то свободы и самостоятельности, ведь я уже взрослая. Мама же по-прежнему считает меня маленькой девочкой и обвиняет в черной неблагодарности».

Представление о любви, как о жертве, живуче не только в детско-родительских отношениях, но в них оно реализуется наиболее драматично. Для ребенка это, в самом деле, очень тяжелый груз — быть смыслом чьей-то жизни. Ощущение, что ты, ребенок, отвечаешь за счастье мамы и / или папы очень непростое. Оно ведет к постоянному напряжению. Одно дело ошибаться и переживать за свои промахи самому, другое — понимать, что от тебя зависит жизнь близкого.

Родительское послание «Я живу только ради тебя» не всегда передается напрямую и осознанно. Часто это не вполне осознаваемая модель поведения родителей, идущая из их собственной семьи.

Вот рассказ одной молодой мамы: «Как только я забеременела, моя мама мне сказала: „Все, теперь ты не хозяйка своей жизни, теперь главное в ней — твой ребенок и его интересы“. Я приняла это как какой-то рок, судьбу. Отказалась от многих вполне безобидных удовольствий, а когда ребенок родился, посвящала ему ровно 100 % своего времени и сил. Сейчас я понимаю, что время и возможности для каких-то своих интересов у меня, на самом-то деле, было. Просто я считала, что не имею права. Если отлучалась из дома ненадолго, оставив ребенка с кем-то, чувствовала себя ужасно виноватой за это. К двум годам сына я просто взвыла от такой жизни. Я поняла, что перестаю существовать как личность. И что самое страшное, начала чувствовать, что готова обвинить в этом ребенка. В общем, я сделала усилие над собой — вышла на работу, восстановила разорванные дружеские контакты, вспомнила о своих увлечениях. Мне кажется, нам всем стало легче дышать. Только вот мама опять стала смотреть на меня косо и периодически кидать обидные фразы о том, что я забросила своего ребенка».

У этой мамы хватило сил вовремя остановиться. Но так бывает далеко не всегда. Попробуем теперь увидеть эту модель с другой стороны, со стороны ребенка.

«Помню, как в 13 лет задал себе вопрос: что мой папа нашел в маме? Нет, я очень любил ее, конечно. Но получалось так, что папа — конструктор, довольно известный в своем кругу, плюс классно играет в футбол, заядлый охотник. А мама… А мама просто мама. Кухня, уборка и много-много заботы обо мне. Вот такие мысли появились. Как-то раз намекнул отцу, он очень разозлился. Рассказал, что мама до моего рождения была очень активным человеком и в профессии, и в разных увлечениях. А потом родился я, и я был очень болезненным. Тогда мама решила посвятить себя мне, сыну. Я почувствовал себя виноватым. И честно говоря, чувствую эту вину до сих пор. Хотя умом уже понимаю, что я не просил этих жертв, что это ее решение. Но тогда я очень старался доставить ей радость, хорошо учиться, хорошо себя вести. Это было очень и очень тяжело, оправдывать такие жертвы».