Шрифт:
Греческая торговая буржуазия, действовавшая совместно с. церковниками, проникла во все поры хозяйственной жизни.
Так над болгарами, находившимися под турецким политическим господством, установилось еще экономическое и духовное господство греческой церковной и денежной аристократии. Греческие националисты, обуреваемые идеей господства над всем Балканским полуостровом, уничтожали славянскую литературу, преследовали болгарскую культуру, и язык. Они замышляли эллинизировать, огречить все болгарское население.
В начале ХIХ века в Болгарии возникла так называемая церковная борьба. Направленная на завоевание независимости болгарской церкви, она переросла в движение за общенациональные цели, за признание за болгарами права на самостоятельное национальное существование.
Стара-Загора, эта старая вольнодумица, как называли ее, была в авангарде этого движения. Она добивалась изгнания из города греческого епископа, восставала против уплаты налогов греческим владыкам, поддерживала соседние города, отстаивала свои школы от посягательств греческих националистов.
В классе подготовки священников, где учился Ва-сил, живо обсуждали перипетии борьбы. В ходу были сатирические стихи Славейкова, написанные им на тырновского митрополита Панарета, грубого, алчного, ненавидевшего все болгарское, циркового борца, за деньги купившего пост духовного пастыря болгарского населения северной и большей части юго-восточной Болгарии:
Прославилось Тырново Владыками греческими, Особо же прославилось Панаретом — делием, Делием, делибашем [18] , Безумным владыкою. Он удальцом ходит, На коне гарцует, С булавой за поясом Села объезжает, Народ обирает, Всюду деньги грешные Жадно собирает.18
Дели — отчаянный, делибаш — разбойник, головорез (тур.).
Что из того, что Панарет уже изгнан из Тырнова! А разве другой греческий владыка не тот же делибаш — разбойник и головорез? Бурлила, клокотала ненависть к духовным тиранам.
На занятиях учитель Атанас Иванов, рассказывал, как греческое духовенство противодействовало развитию школьного дела:
— Вознамерился наш город видеть у себя учителем преславного Неофита Рилского. Получили от него согласие. Но когда прибыл он к нам, тырновский митрополит не разрешил ему остаться в нашем городе. Так из-за зависти греческих епископов не могли болгары иметь своего учителя.
Не раз, беседуя с будущими дьяконами и священниками, Атанас Иванов говорил им:
— Возможно, что, кроме службы в церкви, придется вам учительствовать в школах. Помните слова нашего первого учителя Неофита Рилского: «Когда речь идет о счастье и благоденствии народа, каждый истинный сын отечества должен пожертвовать всем самым чтимым и дорогим, а в случае необходимости не жалеть и последней капли крови своей». А нас, учителей, он считал обязанными не только обучать детей чтению и письму. Учитель, наставлял он, должен нести просвещение в самую гущу народную, быть подлинным вожаком своего народа и в образовании и во всех делах мирских. В этом состоит самый великий долг учителя!
И, окинув взглядом своих слушателей, Атанас Иванов, подняв палец, так заканчивал беседу:
— Вот как высоко ставил отец Неофит звание учителя. Скоро вы уйдете из школы. Помните: путь ваш лежит через борьбу — борьбу за нашу болгарскую церковь, за нашу школу, за душу человеческую, за жизнь, человека достойную...
Ученье для Васила приобретало новый смысл. Он начинал понимать, как нужны народу образованные люди, готовые служить ему верой и правдой. Он видел, что главным врагом болгарского просвещения выступают греческие националисты, он чувствовал, что борьба за изгнание греческих священнослужителей и замену их болгарскими — это борьба за народное дело. Отделение, на котором он учился, готовило священников, вышедших из рядов самого болгарского крестьянства. Значит, решил Васил, учиться здесь — это служить народу. А такое дело нельзя делать наполовину. И он занимался так, что закончил курс лучше всех. На публичных экзаменах его ответы поразили присутствующих. Растроганный дядюшка прослезился и тут же при всех, обняв Васила, сказал:
— Утешил ты мое сердце! Пошлю тебя в Россию учиться.
МОНАХ ИГНАТИЙ
Учиться в Россию! С того дня как Васил услыхал это, он потерял покой. О чем бы он теперь ни говорил, что бы ни делал, все начинал словами: «Вот когда поеду в Россию...»
Летом 1858 года Васил с дядей вновь перебрался в Карлово. А мечта все оставалась мечтой, зовущей и тревожной.
Когда он заводил с дядей речь о поездке, тот отвечал:
— Я сам хочу, чтобы ты был человеком, а не бездельником. В нашем роду нет бродяг, все люди почтенные, благочестивые. Погляди на своего дядю. Пока я стал исповедником, съел немало палок. В мой век не было ученья без палочного боя. Чтобы стать человеком, надо много претерпеть. Потерпи и ты, все будет в свое время.
А когда придет это время? Василу шел уже двадцать второй год. Пора подумать о будущем. Не век же бродить с дядей с котомкой за плечами.
Недовольна и мать положением сына. Она считает, что шесть лет безвозмездного служения дяде достаточная плата за то образование, которое он дал Василу в Стара-Загоре. Она требует от брата поспешить с устройством ее сына. Монах в раздумье: не хочется обижать сестру, не хочется и терять помощника. Что делать, чтобы не ушел от него Васил, чтобы иметь своего человека, которому в старости можно передать пост исповедника? И он решает: