— Эй, начальник, — Соломон высунулся наружу, — а эти ящики будете выгружать?

Новый торговец вернулся в танк:

— Чё орёшь? Если оставили, значит, так надо. Не твоё собачье дело! Не лезь куда не следует! — потом решил всё же сменить тон: — Этот товар мы решили пока попридержать. Посмотрим, как завтра пойдёт торговля. Ты давай отгоняй танк на стоянку. В харчевне и гостинице я за тебя и Сидора рассчитаюсь, так что не парьтесь, набирайте себе всего побольше.

— Спасибо! — поблагодарил Соломон в спину торговца, сразу повернувшегося, чтобы уйти.

— Я тебе чё говорил? — в двери появился Сидор. — Дядька совсем не жадный. Кто ещё за нас платил? Не припомнишь? Я тоже не припоминаю. Не было таких! Давай, Соломон, двигай! Охота раздеться и поесть.

— Ну, тогда давай за кочегара. Где этот мальчишка носится? Каждый раз одно и то же!

Сидор двинул к топке. Соломон повёл танк к стене Рынка, справа от Комендатуры. Стал глушить двигатель.

В дверь постучали, Соломон открыл. В щели появилась голова кочегара.

— Где ты был, паршивец? — стараясь, чтобы в голосе была строгость, вопросил Соломон. После заражения и пропажи сына он успел привязаться к этому сироте, старался его опекать и помогал чем мог.

— Ой, дядя Соломон, я такое слышал! — глаза мальчишки под стёклами противогаза блестели. Видно было, что ему не терпится поделиться информацией.

— Что же ты слышал, лишенец?

— Разговор рабочих!

— Да мало ли что работяги болтают.

— Да нет, дядя Соломон, они вовсе не рабочие! Один другого называл капитаном. И обсуждали они, как лучше спрятать оружие…

— Какое оружие? При въезде у всех отобрали!

— Уж не знаю какое! Но один говорит другому: «Капитан, а не лучше ли нам оружие перепрятать, а то не ровен час этот мудак наткнётся на него. Он и так возмущался, что выгрузили не всё», — мальчишка старательно изменил голос, очевидно, подражая взрослому. — Дядя Соломон, как вы думаете, они привезли его на продажу?

— Ты вот что, Иван… Про этот разговор забудь. Сказал мне, и больше чтоб никому, ясно? Я сам всё проверю. Но если что ещё услышишь, то не подавай вида, что слышал. Потом потихоньку мне расскажешь. Но лучше не смей к ним приближаться и подслушивать! Всё понятно?

Мальчишка согласно затряс головой.

— А теперь иди, догоняй Сидора. И никому про это ни гу-гу!

Иван побежал по направлению к Комендатуре, догоняя неторопливо шагающего Сидора. А Соломон огляделся вокруг. Закрыл двери танка, прошёлся по нему, будто проверяя оборудование. На самом деле он мучительно размышлял: заглянуть ли в оставшиеся в танке ящики или не соваться куда не следует. По размышлении пришёл к выводу, что за танк, хоть и не собственный, он всё же несёт ответственность. Решительно подошёл к ящикам. Ящики были закрыты на замки. Соломон повертел их, но открыть не было никакой возможности. Рассмотрел ящики — обычные, в таких торговцы постоянно возят товар. Попытался приподнять: тяжело. Немного потряс, отметил про себя: «Такое ощущение, что там что-то металлическое. Ладно, разберёмся попозже! Надо будет переговорить с Сычом», — и зашагал в сторону Комендатуры.

Густав стоял за рычагами управления в кабине дирижабля.

Накануне руководством анклава было решено вылететь на день раньше. Клён сообщил, что это необходимое решение. Для команды дирижабля это не стало неожиданностью. Они были готовы лететь в любой день. А для представителей других анклавов, Объединённого генералитета, да и для большинства населения бункера и Внешнего города это было сюрпризом.

Гаргар рассказал, что, когда утром членам делегаций объявили об отлёте дирижабля, они стали возмущаться и требовать отложить отлёт, придумывая всяческие причины. В срочном порядке стали требовать включения в состав экспедиции представителей своих анклавов. Амбициозный генерал Романов и Нариман Фархатов, возмущаясь больше всех, составили ноту в адрес Клёна. Нота была рассмотрена, но решение не изменено. Поскольку ранее анклавы отказались включать в списки экспедиции своих представителей, Клён предложил полететь тем, кто сейчас находится в Крылатском. Желающих не нашлось. А учитывая, что у всех делегаций, их охраны, водителей и техников ещё на въезде вчера было отобрано оружие, то они стали заложниками Клёна и вынуждены были подчиниться его требованиям.

Густав бросил взгляд через лобовое стекло на провожающих. Вот они стоят чуть в стороне. Через противогазы не видно выражений их лиц, но позы говорили об оскорблённом достоинстве.

Густав перевел взгляд дальше. А вот Виолетта, Танюшка, Игорь Эдуардович, Алиса.

Вот его друзья из Внешнего города.

Вот родители Володьки, тесно прижались друг к другу. Ольга положила голову на плечо мужа и держит его за руку.

Рядом мать, вся в чёрном. На голову выше Ольги, но какая-то сникшая и потерянная. Густаву до слёз стало её жаль. Как же она теперь одна? Конечно, пока рядом есть Аиша. Но если она мутирует, матери придётся самой пристрелить лучшую подругу и наперсницу.

Ряды провожающих раздвинулись, пропуская худого даже в КБЗ человека. Клён! Учитель, воспитатель, наставник. Он что-то сказал матери. Та покачала головой. Он опять стал ей что-то говорить, она улыбнулась, подняла голову и помахала рукой, скорее угадывая, в каком месте дирижабля её дети. Густав, будто мать могла его видеть, тоже помахал ей. Сзади всхлипнула Инга.

— Не плачь, сестрёнка, — он повернулся к ней, обнял за плечи, — прорвёмся!

— Отставить сырость, едрёна вошь, не на похоронах! Ещё вернёмся! — голос учителя Воронова был весел. Его будто покинула вся та тяжесть, которая навалилась на него после смерти сына, он вновь почувствовал себя тем Вороном, каким был до его смерти. — Работаем, ребята. У нас всё впереди!

— Всем занять свои места, — голос Володьки был сухим и требовательным. — Начинаем проверку систем.

— Иди, — Густав подтолкнул Ингу к её месту. — Работаем.

Голос друга и командира заставил собраться. Началась привычная проверка.

— Взлёт!

Гаргар нажал кнопки на пульте. Раздалось жужжание, и дирижабль плавно взмыл в воздух.

— Направление — норд-вест. Штурман, координаты!

— Широта пятьдесят градусов сорок минут, долгота восемнадцать градусов двадцать одна минута.