Так вот почему графа так заботит порядок наследования – у него есть подходящие кандидатуры…

– И тебя он не зря с нами потащил…

– Я-то ему зачем? – искренне удивился Гани.

– А вот пройдет время… погибну, к примеру, я… случится что-нибудь с… Агаей… – последние слова королю дались тяжело, он произнес их хриплым и непослушным голосом, – и станет вопрос о том, кто следующий Король-Наместник; тут и заявит Палстор, что есть уже Брай Второй, а если Брай не нравится – так, пожалуйста: Мило Третий. А ты подтвердишь: мол, был с королем, когда он держал на руках сыновей, роняя слезу умиления; видел, как трепал он их за пухлые щечки; слышал, как признавал своими…

– Но я же могу по-разному себя повести, почему Палстор так уверен в том, что я соглашусь подтвердить?..

– А какой тебе резон упрямиться, Музыкант? Палстор знает, что Фаэлю до короля нет никакого дела, и исчезни вдруг с лица земли Король-Наместник со всем двором, да и с Дворцом в придачу, – он и не заметит! Верховный только спасибо скажет графу, за то, что избавил его от головной боли – искать наследника. Нашелся – и хорошо! Алинию – в Ливад! Палстора – править до совершеннолетия Брая или Мило!..

– Граф угрожает вашей безопасности и безопасности Агаи?

– Моей безопасности? – усмехнулся Мило. – Нет… Он больше верит в то, что я долго не протяну… Говорят, что при моем рождении отец – король Брай, обратился к Одаренному Пророку, и тот предсказал, что я умру молодым. Палстор лично слышал это предсказание… вот он и уверен, что час мой близок. Что до Агаи… Бывали случаи, когда в вопросе наследования предпочтение отдавали незаконнорожденному сыну, а не дочери или сестре. Но я думаю, что Палстор предпочтет устранить Агаю с дороги.

– А разве законный наследник не решил бы проблему? – Гани мельком поочередно глянул на храпящего графа, на продолжающих бурную попойку охотников, на Мило, задумчиво вперившегося в свой кубок.

– От Алинии?.. Да, может, и так. Ты хочешь спросить, почему ее до сих пор не исцелили?

Гани кивнул. И в самом деле почему?

– Ее гордыня… мое упрямство… Я не хотел наследника от этой ливадки. Она не беременела, а я и рад… Она больше мужчина, чем женщина, видел бы ты, Музыкант, как она скачет на коне! А как стреляет из лука! Да что лук – копье в ее руке – это… – Мило вздохнул. – Я ее даже побаивался. С подобной охоты она бы не вернулась без крупной дичи. Вначале королева Пая забрасывала меня посланиями, намекала, не прислать ли ей ливадского лекаря-травника, раз уж хваленые тарийские Мастера Силы не могут разрешить нашу маленькую проблему. Потом все прекратилось, уж не знаю почему. Я успокоился, думал, пусть все идет, как идет… Потом я стал королем, а она королевой. Мне бы тогда обратиться к Атосаалю, но его я терпеть не мог с детства. И признаюсь тебе, Наэль, еще и боялся до потных ладоней и дрожащих колен… Я вот раздумываю над тем, что Атосааль и сам должен был догадаться о необходимости помочь Алинии; он или кто-нибудь из Совета. Но отчего-то всезнающие и всеведущие Одаренные вдруг стали слепы и глухи. Может, прежний Верховный и вовсе хотел устранить мою власть? Да какая там власть… так – кукла на троне, чтоб неодаренным было не так обидно… – Мило тряхнул головой, откидывая темные в крупных кудрях волосы назад; вино его не опьянило, но язык изрядно развязало. – Впрочем, суть скорее в другом – они так заняты своими делами, что обращают на меня и мой двор внимания меньше, чем я – на гончих в псарнях. И теперь ничего не изменилось. Фаэлю твоему также нет до меня дела. И я просить не стану…

Недолгое молчание Мило сопровождалось пьяными голосами его попутчиков, спорящих об охоте в Тарийском лесу, и храпом Палстора.

– Потом незаметно мы с Алинией и забыли, что женаты… Палстор подсунул мне вначале свою златокудрую Малисинию, а когда она забеременела, сменил ее пышногрудой Баглисаей, чтобы я не смотрел по сторонам. Я ведь не сразу понял, что он задумал, а когда понял… не знал, что делать. У меня сыновья… А я… не хочу видеть их. Я бы не беспокоился, Музыкант, – какая разница, та или другая женщина родит моего наследника, я знаю, что Пророк тот был прав – долго я не проживу. Но вот… сестра… Агая мне дорога. И я не допущу ее гибели. Так что, пока не поздно, Музыкант, передай своему Верховному, что я… хочу… прошу, чтобы Алинию исцелили. Я даже верну ее в супружеское ложе. Передай Фаэлю… пусть найдет минуту для своего неодаренного пса… а то останется без породистых щенков.

Гани кивнул, недоуменно глядя на короля. Он непременно доложит обо всем Вирду.

– А почему ты не пьянеешь, Наэль? – спросил вдруг Мило. – Ты ведь не пропустил ни одного кубка – я видел…

– То же самое можно спросить у вашего величества, не так ли? – ухмыльнулся Гани.

Идай Маизан

Арташанэй говорил. Слова лились волшебной музыкой, обволакивали теплом и обдавали приятной прохладой, проникали глубоко-глубоко в мысли, в сердце, в душу. Каждое слово – как удар клинка, но боли никто не чувствует, а лишь безграничное счастье… Шепот любви в его словах, бездна мудрости; его устами отверзается пропасть сладостной боли и желанного отчаяния. Кровь в жилах пропитывается его голосом, кости чувствуют вибрации его тихого шепота… Погибель найдет того, кто слушает и не закрывает уши. Смерть, нежно обнимающая…

Идай и сам заслушался, а Правители Эйчи так и вовсе очарованы. Что такого в его словах? Но от них мурашки ползут по спине даже у связанных с Атаятаном. Воистину великий дар!

– К чему следовать за Верховным и его марионеткой Королем-Наместником? Зачем поддерживать слабый и глупый Совет? Ты, Мастер Штаун, – Одаренный. Ты мог бы иметь весь мир, лишь пожелай того. Ты – Целитель, а Дар этот разве не дает людям жизнь? А что взамен получаешь ты? Возможность бескорыстно пожертвовать собой в служении Тарии? Жизнь почти в изгнании? Эйчи – не Город Огней! Чем ты заслужил такое обращение к себе? А ты, Мастер Тайкл? Ты получил браслет и стал гражданином, но что толку, когда большая часть твоей жизни прошла в этом забытом Мастером Судеб городке? Кто помог тебе, когда ты взывал к Верховному Фаэлю? Кто пришел к тебе на помощь?

– Советник Абвэн! Как же ты прав! – Глаза Тайкла светятся обожанием: Штаун подошел и, схватив руку Арташанэя, припал к его пальцам губами.

Арташанэй обращает взор к собравшимся у Здания Правления жителям Эйчи, он открывает уста и… слова – не важны. Слова его – сеть, тенета для глупых птиц, что сегодня прекратят свой полет.

– Мастер Абвэн! – кричат в экстазе столпившиеся вокруг него люди – простые горожане.

Многие из них станут сегодня пищей для смаргов, которых еще очень мало, а Атаятану нужна великая армия. Сегодня последний день, когда можно брать тарийцев, если, конечно, Архитектор согласится на сделку. Кормить смаргов дальше будет сложнее.