В этом его не постигло разочарование. Хью Олд сообщил брату, что раб хорошо изучил свое ремесло и усердно работает. Но когда Фредерик явился со своей просьбой, лицо капитана побагровело.

— Нет! — заорал он. — И гляди, не вздумай чего-нибудь натворить! — Сузившимися глазами капитан пристально всматривался в мрачное лицо невольника, — Запомни раз и навсегда: убежать ты не сможешь! Выкинь эту дурь из своей черной башки! Нет такого места, где я не разыскал бы тебя и не водворил назад, — жестко произнес он. — И тогда уже ты так легко не отделаешься! Тогда уж реки тебе не миновать!

Он имел в виду, что продаст его «вниз по реке», то есть на Юг. Фредерик ушел.

— Посади свинью за стол… — бурчал капитан, передавая этот разговор брату.

Хью Олд сочувственно покачивал головой. У него были свои собственные неприятности. Вместе со многими другими коммерсантами, игравшими на бирже, он начинал сомневаться в благоразумности своих «совершенно надежных» капиталовложений. Он закупил акции железной дороги Балтимор — Огайо и канала Чесапик — Огайо. А теперь шли толки о неминуемом крахе этих компаний. Мэрилендский банк прекратил платежи, — временно, конечно, — но пока что неделя сменялась неделей, а деловая жизнь замирала.

Вот почему, когда месяц спустя Фредерик пришел к нему с той же самой просьбой, Хью Олд ответил, что подумает. Работы для конопатчиков-поденщиков становилось все меньше, заработки их снижались. А у него на руках этот здоровенный детина. Кто знает, как сложатся дела в ближайшие месяцы? Пусть попробует прокормиться собственными силами. И мистер Олд объявил юноше, что предоставляет ему полную свободу действий на следующих условиях: Фредерик должен еженедельно выплачивать своему хозяину 3 доллара, питаться и одеваться за свой счет, а также покупать на свои деньги все нужные ему инструменты.

От этих слов Фредерик пошатнулся. Последняя неделя была для него не слишком удачной. Он проработал всего четыре с половиной дня. Значит, сегодня он не получит даже своего обычного шестипенсовика. Оба они стояли в кухне во время этого разговора. Фредерик ужинал, когда вошел хозяин.

— Ну, что же ты? Решай!

Фредерик увидел, как весь его недельный заработок исчез в маленьком черном кошельке. Легкое движение Нады, стоявшей возле плиты, заставило его оглянуться. Нада безмолвно изображала губами слово «да» и энергично кивала ему головой.

— Видишь ли, — благодушно продолжал мистер Олд, — когда ты сам себе хозяин, это поважней всяких денег. Словом, согласен ты или не согласен?

Лицо Фредерика не изменило своего выражения, но юноша решительно расправил плечи.

— Да, сэр, я согласен.

— Отлично. Можешь начинать с понедельника.

Оставшись в кухне вдвоем с Надой, Фредерик озабоченно посмотрел на нее. Негритянка ответила одной из своих редких улыбок.

— Не тревожься! — сказала она. — Переходи жить ко мне.

Джеб был напуган. Фредерик обучил его грамоте, и теперь он взирал на юношу чуть не с обожанием. Ночью они долго разговаривали в чердачной каморке.

— Ты убежишь! Ты убежишь, да? — Горло мальчика перехватило от ужаса: он живо представил себе свирепых собак, мчащихся по следу, и пойманного беглеца в тяжелых цепях.

— Тише! — Фредерик схватил его за плечи и шепнул — Ты хочешь быть рабом всю свою жизнь?

— Нет! Нет! Господи Иисусе, не хочу! — зарыдал Джеб.

— Тогда молчи и отпусти меня!

Паренек жалобно всхлипывал. Потом тихонько сказал, придвинувшись к самому уху Фредерика:

— Возьми меня с собой, а, Фред! Возьми меня с собой. Я совсем даже не боюсь.

Фредерик легонько оттолкнул его.

— Не болтай! Иди!

— Ты про меня не забудешь?

И Фредерик обещал:

— Не забуду.

На следующий вечер, когда Нада исчезла в темном переулке, рядом с ней шел Фредерик.

События развертывались быстро. Решительно все члены Общества умственного усовершенствования занимались судьбой Фредерика. Все знали, что он намерен предпринять. Конопатчики повсюду выискивали ему работу, люди постарше давали советы, а в глазах Анны Мюррей появилось мягкое сияние. Теперь Фредерик иногда участвовал в общих беседах, но большей частью он сидел и молчаливо слушал других. Потом он провожал Анну домой, избегая освещенных улиц, я, вдохновляемый ее участием и поддержкой, без конца рассказывал подробности своего безумного замысла. Чтобы прорваться сквозь строгие заградительные кордоны, созданные вокруг Балтимора для поимки беглых рабов, требовался смелый план.

Железная дорога из Балтимора в Филадельфию находилась под таким неусыпным контролем, что даже свободные негры практически почти не могли ею пользоваться. Они обязаны были иметь при себе соответствующее удостоверение, в которое были вписаны имя, возраст, цвет кожи, рост и телосложение пассажира; тщательно отмечались шрамы и другие особые приметы. Перед тем как впустить негров в вагон, их измеряли и придирчиво осматривали; ездить они могли только в дневное время. Такие же правила царили и на пароходах. Цветным морякам из Англии запрещалось выходить на берег в портах Южных штатов. Американский матрос африканского происхождения всегда должен был иметь при себе «паспорт моряка» с описанием примет предъявителя и подтверждением того факта, что он действительно свободен и служит во флоте США.