Именно таким «инструментальщиком» и суждено стать Жуковскому. Но годы самостоятельной деятельности еще впереди. А пока прилежный студент лишь открывает для себя неведомые области науки, с предельной четкостью обозначая свои интересы. Они лежали на той незримой границе, которая отделяла теорию от практики. Все больше и больше юноша увлекается механикой — научной дисциплиной, опиравшейся на прочный фундамент глубоких математических знаний. Ведь именно она, механика, один из краеугольных камней техники.

Беседы с Брашманом пошли этому увлечению на благо. Николай Дмитриевич не только поддержал юношу, но и постарался познакомить его с трудами предшественников. Страницу за страницей пролистал Николай Егорович восемнадцатитомную математическую энциклопедию профессора Московского университета Д. М. Перевощикова. Изданная в 1826–1837 годах, когда Жуковского еще не было на свете, эта энциклопедия содержала три тома, посвященных механике.

Пытливый студент ищет в университетской библиотеке труды выдающихся русских математиков. С большим интересом знакомится он с мыслями недавно скончавшегося Михаила Васильевича Остроградского о математике, о ее роли в жизни человечества.

Было бы странным думать, что свидетель неистовых споров Цингера со Слудским пропустит слова Остроградского: «…познание действий сил или законов движения может быть приобретено только из наблюдения… механика может идти только путем опыта…»

Да, много интересного подчас встречается в старых книгах! Умирают ученые, но бессмертны их идеи, их мысли. Они живут долгие годы, питая тех молодых и сильных, что подхватили знамя науки, поднятое их великими предшественниками.

Лекции, частные уроки — традиционный источник студенческих заработков, беседы с профессорами, старшими товарищами по науке-и долгие вечера над книгой при свете подслеповатой масляной лампы. Так шагало время, отмеривая день за днем, приближая час окончания университета.

Братья Жуковские жили в одном из кривых и путаных арбатских переулков, снимая комнату в доходном доме Молошина. Доходный дом — одно из отвратительнейших изобретений капиталистического общества. Домовладелец стремился урвать прибыль с каждого клочка площади. Архитекторы, строившие доходные дома, дробили их на микроскопически маленькие комнаты-клетушки.

До потолка «шкафчика», как называл свои «апартаменты» Жуковский, он без труда доставал рукой. Немногим больше была комнатка по длине и ширине. И когда родители задумывали* навестить сыновей, то приезжать в Москву им приходилось по очереди — одновременно принять отца и мать не позволяла теснота.

Материальная поддержка родителей ничтожно мала. Николай не один: в Москве вместе с ним еще два брата.

Жили молодые Жуковские дружно, верили в будущее. На правах старшего Николай тепло и трогательно опекал Валерьяна, гимназиста той же 4-й гимназии, которую окончил он сам и старший брат Иван.

Скудные суммы прибывали в Москву редко и нерегулярно. Одна из таких задержек принесла Жуковскому немало волнений. В сентябре 1865 года неуплата за обучение грозила исключением из гимназии Валерьяну. Что делать? Николай решил отправиться с визитом к директору.

Петр Михайлович Колосов встретил своего бывшего ученика без обычной приветливости.

— Ваш брат исключен! — сказал он строго и, помолчав, добавил:

— За просроченное время следует внести семьдесят пять рублей и такую же сумму до конца года.

Сто пятьдесят рублей! Это так много, что Николаю становится не по себе. На все уговоры об отсрочке лишь один ответ:

— Нынче никаких послаблений во взносах не допускается.

Волнуясь за брата, Жуковский продолжает уговаривать грозного директора. Наконец Колосов смягчился и дал отсрочку до девяти часов завтрашнего утра. Завтра должен собраться педагогический совет. Если деньги будут внесены до начала его заседания, Валерьян останется гимназистом-пансионером.

По студенческому бюджету такая сумма — целое состояние. Нет, столько денег он не достанет. Неужели Петр Михайлович все-таки исключит его брата?

— Гм… — директор задумывается. — Ну, хорошо, Валерьяна Жуковского можно перевести из пансионеров в «своекоштные», в приходящие, которые сами заботятся о крове и пище. При таком варианте достаточно пятнадцати рублей.

И хотя у Николая в кармане всего лишь четыре рубля, он горячо благодарит:

— Спасибо, господин директор, деньги завтра будут внесены.

Жуковский откланивается и уходит. Но где же взять остальные одиннадцать рублей? Сейчас уже девять вечера. До девяти утра остается совсем немного — ровно двенадцать часов. Обратиться к тетке? Откажет. Тетка скупа. Ей нет ни малейшего дела до племянников. Пытаться занять у товарищей? Бесполезно. Товарищи такие же бедняки, как и сам Николай.

Жуковский вспоминает: пять рублей ему должны за урок. Ну, а еще семь? Остается одно — обратиться к ростовщику.

Нет нужды подробно описывать встречу юноши с ростовщиком. Нравы людей этой профессии не изменились со времен Шейлока и Гобсека. Скажем лишь одно — ростовщик дал за шубу семь рублей.