Шрифт:
– Мрак! – тряхнула я спутанными волосами и потопала в ванную. Чистить зубы и полоскать мозги.
Дополоскалась до омерзения. К самой себе. Потому за завтраком была мила с Наткой и Диего до приторности. Я даже сказала испанцу: «Мой пончик, передай лимончик», – и была уничтожена аквамариновым взглядом. Как базукой. Нет, двумя.
И как на стуле удержалась – непонятно! Должно было смести и выкинуть на земную орбиту… при условии, что не придали добавочного ускорения. Тогда бы еще дальше в космос улетела, к Юпитеру или Сатурну.
Ожог на груди чуть поблёк, но не исчез. Проводя по нему пальцами, я испытывала соединение с чем-то очень важным в моей жизни. С кем-то, кому было необходимо находиться рядом, как частичке одного со мной целого. Он бился во мне, толкал меня на радикальные изменения в моей жизни, вытаскивал на поверхность сладкие плотские мечты…
В раздумьях о смысле жизни погрузилась в машину.
– Мария, – отвлек меня Диего, – мы приехали.
– Спасибо, – вылезла я из «мерса» и резво поскакала вперед, рассчитывая избавиться от навязчивой опеки телохранителя и его пристального внимания. Сегодня утром, когда он заглянул мне в глаза, меня как будто вывернули наизнанку и начали искать невидимые дефекты. Странное ощущение. Довольно неприятное.
– Привет, Лёна! – ворвалась я к подруге. – Как дела?
– Амбивалентно, – откликнулась шатенка. – Хочется кого-то загрызть, но юридическая совесть останавливает уголовным кодексом.
– Не повезло тебе, – посочувствовала я, плюхаясь в кресло.
– Зато тебе повезло, – скривилась Лёна. И отвернулась, маскируя глухое раздражение действиями начальства. – Три объекта за десять дней!
Я тоже зла по этому поводу, но пока закрою варежку. Сволочизм, конечно, но ничего не попишешь, «начальник всегда прав!».
– Что?!! – взорвался Диего. Накинулся на всех присутствующих: – Какого черта! Она только-только начала отходить от удара ифрита!
Ожог на груди болезненно зачесался.
– Угу, – сухо кивнула я, вскрывая пакет. – Но если ты помнишь – я единственная уполномоченная огненная на этой территории и, кроме меня, приговоры исполнять некому. А они уже вынесены. Начальство мне не простит отсрочки.
Диего зло сверкнул глазами. На его лице загуляли желваки, а брови сошлись в одной точке на переносице. Грозно смотрится, признаю.
Я перелистала файлы.
– Там все адреса, – шмыгнула носом Лёна. – Я подобрала информацию и места проживания по каждому.
– Спасибо, – буркнула я, не отрываясь от фото и документов. Во мне поднималась лютая ненависть.
Эйден прав – таких надо выжигать дотла! Так, чтобы не осталось даже пепла от этих омерзительных тварей, имеющих наглость называть себя людьми.
– Поехали! – встала я. – У нас мало времени.
– Тебе нужно отдохну… – завел Диего, но был остановлен моим холодным взглядом.
– Я уезжаю, – отчеканила я. – С тобой или без тебя.
– Мария! – предупреждающе воскликнула подруга. На ее лице проступило волнение.
Я повернулась к ней и вспыхнула зрачками.
– Спасибо за помощь. Но советов я не просила. Займись лучше Вольдемаром. К моему возвращению этот сукин сын должен быть готов, как пасхальный кролик. – Надавила голосом: – Использовать все средства – мне нужен его скальп!
Лёна сникла и поежилась. Подобный жесткий тон в общении с ней я в жизни себе не позволяла.
Обратно ехали в тишине. Диего молча злился, а я просматривала бумаги и раздумывала над операцией.
Первая остановка
Первый кандидат. Растлитель с ярко выраженной способностью к внушению.
Работает в детском интернате. Любитель детей до двенадцати лет.
Последняя девочка погибла тогда, когда он дал ей лекарственные средства для внебольничного химического аборта. Умерла и она, и плод сроком три месяца.
Перед тем еще двое детей не пережили его нездорового внимания – мальчик девяти лет и девочка восьми. Их нашли мертвыми в канаве. Официальным следствием насильник не установлен – мужчина использовал перчатки, был в одежде и надел презерватив. Дело зависло. Сколько их было еще – не узнать. Как только пропадал ребенок, считалось, что сбежал на вольные хлеба. Таких побегов среди интернатских действительно много. Всех не проверишь.
Впрочем, от воздушных еще никто не уходил! Они педофила легко вычислили и уже собрали прямые доказательства.
Породистое лицо. Густые волнистые волосы. Ухоженные руки. И черная душа. В глазах цвета темного ореха неверие сменяется ужасом, когда появляются огненные палачи. Трое помощников обнимают приговоренного, заключая в смертные вечные объятия.
Вспыхивает священное пламя, поглощая последний крик. Яркий белый цвет огня угасает, не оставляя даже пепла. И маленький четвертый огонек кидается ко мне и впитывается в протянутую для помощников ладонь.