— Бросьте эту вещь! — громыхнул он.

Лицо Раскина побагровело, а глаза — голубые глаза — выпучились. Наконец, он бросил сковородку, которая звонко ударилась о деревянный. Понтер развернул Раскина и ударил о стену рядом с проходом на кухню. Материал стены вмялся от удара в нескольких местах, в нём появилась длинная трещина.

— Вы видели по телевизору, как посол Прат убила нападавшего?

Раскин только хрипел и со свистом втягивал воздух.

— Вы видели?

Наконец, Раскин кивнул.

— Посол Прат из 144-го поколения. Я из 145-го; я младше её на десять лет. Хотя я пока не равен ей мудростью, силой я её превосхожу. Если вы продолжите меня провоцировать, а разобью вам череп.

— Чего… — произнёс Раскин очень хриплым голосом. — Чего вы хотите?

— Во-первых, — сказал Понтер, — правды. Я хочу, чтобы вы признались в своих преступлениях.

— Я знаю, что это штука у вас в руке всё записывает.

— Признайтесь в преступлениях.

— Я никогда…

— У принудителей Торонто есть образцы вашей ДНК с изнасилования Кейсер Ремтуллы.

— Если бы они знали, что это моя ДНК, — полузадушенным голосом ответил Раскин, — то здесь были бы они, а не вы.

— Если вы будете упорствовать, я убью вас.

Раскину удалось немного покачать головой, несмотря на то, что Понтер продолжал сжимать его шею.

— Признание под принуждением не является доказательством.

— Хорошо, тогда убедите меня, что вы невиновны.

— Я не обязан никого ни в чём убеждать.

— Вы не получили повышения и более выгодных условий работы из-за вашего цвета кожи и пола, — сказал Понтер.

Рискин молчал.

— Вы ненавидели тот факт, что другим — этим женщинам — отдаётся предпочтение перед вами.

Раскин извивался, пытаясь вырваться из хватки Понтера, но тот держал его крепко.

— Вам хотелось навредить им, — сказал Понтер. — Унизить их.

— Старайся-старайся, троглодит.

— Вам отказали в том, чего вам хотелось, и вы взяли то, что может быть лишь отдано добровольно.

— Всё было не так…

— Расскажите мне, — прошипел Понтер, заламывая руку Раскина за спину. — Расскажите мне, как это было.

— Я заслуживал бессрочного контракта, — сказал Раскин. — Но они раз за разом прокатывали меня. Эти суки постоянно прокатывали меня, и…

— И что?

— И я показал им, чего стоит настоящий мужчина.

— Вы — позор всего мужского рода, — сказал Понтер. — Скольких вы изнасиловали? Скольких?

— Только…

— Ещё кого-то, кроме Мэре и Кейсер?

Молчание.

Понтер отодвинул Раскина от стены и снова ударил его об неё. Трещина стала шире.

— Кого-то ещё?

— Нет. Только…

Он заломил его руку сильнее.

— Только двоих? Только двоих? — Зверёныш взвыл от боли. — Только двоих? — повторил Понтер.

Раскин хрюкнул и сказал сквозь сжатые зубы:

— Только Воган. И эту черножопую суку…

— Что? — Понтер на мгновение растерялся, когда Хак издал гудок. Он снова выкрутил Раскину руку.

— Ремтуллу. Я трахнул Ремтуллу.

Понтер немного ослабил хватку.

— Вы остановитесь, понятно вам? Это больше никогда не повторится. Я буду следить. Другие будут следить. Никогда, слышите?

Раскин буркнул что-то неразборчивое.

— Никогда, — повторил Понтер. — Поклянитесь.

— Никогда больше, — сказал Раскин, всё ещё сжимая зубы.

— И вы никому не скажете о моём визите. Никому. Если скажете, то понесёте наказание, предусмотренное за ваши преступление вашим же обществом. Вы это понимаете? Понимаете?

Раскин с трудом кивнул.

— Хорошо, — сказал Понтер, ещё немного ослабляя хватку. Но потом он снова впечатал Раскина в стену; в этот раз от неё начали отваливаться кусочки материала. — Нет, это совсем не хорошо, — продолжал Понтер, теперь уже тоже сквозь сжатые зубы. — Этого недостаточно. Это ещё не справедливость. — Он бросился на Раскина всем своим весом, припечатав его к стене; его пах прижался к заду глексена. — Вы на себе почувствуете, каково это — быть женщиной.

Всё тело Раскина внезапно напряглось.