После завтрака Бахман снова встретился с дочерью. Мари рассказала всё без утайки. Маэстро решил увезти велосипед из Замка, но, когда он, улучив момент, вечером обыскал заросли, то ничего не нашёл. Вездесущий Кокос после обеда случайно наткнулся на велосипед и уехал на нём в азюльхайм.

Бахман оказался в невероятно сложном положении. Он боялся за дочь, которой грозило пожизненное заключение, и не хотел, чтобы выставку, к которой вся студия готовилась несколько лет, отменили, поэтому принял решение скрывать до последней возможности смерть Харди. Бахман надеялся, что тело Харди обнаружат только после выставки. К тому времени следы будут уничтожены известью, и никто никогда не сможет найти убийцу. Наивный маэстро! Наверное, прав был Альберт Эйнштейн сказав, что существуют две бесконечные вещи: Вселенная и человеческая глупость.

Между прочим, когда Мари была убита, Бахман с самого начала подозревал Никса – этого злобного психопата, помешанного на своей безнадёжной любви к недостижимой красавице. Всё же полной уверенности в виновности Никса у него не было. Его сбивал с толку то восхитительно порочный Кокос, то сомнительный Кельвин.

От печальных воспоминаний меня отвлекает истеричный хохот Марининого мобильника. Это у него такой сигнал – громкий дурацкий хохот.

– Марина! Твой хэнди! – кричу я жене.

Марина делает радио тише и входит в зал, оставив Лукаса один на один с мантами. Коротко с кем-то поговорив по мобильнику, она сообщает:

– Аунсы к себе зовут. Через месяц у них юбилей – тридцать лет совместной жизни. Снимут халле, закажут для нас гостиницу. Поедем?

Аунсы – хорошие люди, Маринины односельчане. Их семья так велика, что кажется целым племенем. Они живут очень далеко от нас, поэтому видимся мы редко. Разумеется, очень далеко по германским меркам – целых шесть часов езды на машине. Кстати, кто не знает, халле – это зал для проведения торжеств. В Байроне принято праздновать дни рождений, бракосочетания, праздники и тому подобные мероприятия в халле. Конечно, если нет кучи денег на ресторан.

– Я в доле, – соглашаюсь я. – Едем. Движение – это жизнь.

– Кстати о движении, – говорит Марина. – Я тут подумала, что тебя обязательно нужно свозить в Лурд. Попьёшь из святого источника исцеляющей водички и, может быть, твои тараканы из головы пропадут! Слышишь меня, Вадим? Ну, о чём ты вечно думаешь?

Лурд? Я хмуро смотрю на учебник французского языка, праздно валяющийся на подоконнике. Это домашний врач фрау Половинкин как-то порекомендовала мне изучение иностранных языков для лучшего восстановления деятельности мозга и памяти. Марина притащила мне потрёпанный учебник французского. Мало ей таблеток, которые я ненавижу почти год. Теперь я ненавижу ещё и французский язык.

Не дожидаясь моего ответа, Марина возвращается на кухню к мантам. Ну и ладно. Компьютер докладывает, что получено электронное письмо. Открываю его. Это короткое сообщение из издательства о том, что мой роман, про который я совсем забыл из-за всей этой суеты с убийствами, им понравился и будет издан в конце года. Ура! Я люблю тебя издательство!

Восторг переполняет меня. Обомлеть! Ну, наконец-то! Поднимаю себя с места. Скорее на кухню! Нужно поделиться радостной новостью с Мариной. Ах, да! Я же не закончил про Бахмана. Ну не донёс я на него и что? Есть хорошая немецкая пословица. В примерном переводе она звучит так: «Ты должен только умереть. Всё остальное можешь делать или не делать». Вот я и не стал этого делать. Разумеется, Харди убила Мари, Мари убил Никс, но правда уже никому из них не поможет. Их души давно отправились в Навь, а тела гниют на кладбище Нашего Городка. Сейчас только Бахман может пострадать из-за моей правды. Маэстро хоть и сухарь, но человек порядочный, к тому же потерявший любимую дочь. Да и есть ли у меня право вмешиваться в чужую судьбу? Ведь я всего лишь малоизвестный писатель, с трудом скитающийся по Яви. Впрочем, мне здесь нравится. Машинально барабаню кончиками пальцев по столу. На моём тайном языке это означает: «Чюсс!»