Шрифт:
— Дайте ему стул, — сказал Фляш.
Мартин, стоявший рядом со мной у двери, подвинул стул. Этьен сел, внимательно разглядывая сидевших против него. Два трехсвечника создавали довольно сносное освещение.
— Может быть, мне объяснят, что означает этот спектакль, в котором участвуют псевдошоферы и лжеполицейские? — спросил он высокомерно.
Если бы он знал, что одним только этим вопросом, разоблачающим мою роль в полиции, он сам выносит свой смертный приговор!
— Оставьте этот тон, Этьен, — сурово сказал Фляш. — Не время дурачиться!
— Я хочу знать, что здесь происходит.
— Суд.
— Кого же судят?
— Вас.
Мертвенно-желтое лицо Этьена не выразило ни удивления, ни гнева.
— Могу я ознакомиться с обвинительным заключением?
— По известным вам обстоятельствам, мы избегаем документации. Все, что вас интересует, будет изложено устно. Вас обвиняют в прямом предательстве акций Сопротивления.
— Каких именно?
Я даже залюбовался тем хладнокровием, с каким вел страшную для него беседу Этьен. Неужели он так верил в свою безнаказанность?
— Рукопись статьи Стила, известная только вам и оказавшаяся в руках полиции. Стил, как вам известно, вынужден был бежать из Города.
— Не помню. Это было так давно. Память…
— Есть события более поздние. Разгром газеты.
— Она выходит.
— Вопреки вам.
— Я сам оборудовал ее типографию.
— И дали адрес полиции.
— Почему я? Где доказательства?
— Нас давно предупреждали о вас как о потенциальном предателе. После ареста Джемса за вами было установлено наблюдение. О завтрашнем заседании Совета все известно полиции. Дом уже с вечера оцеплен.
— Все это еще не доказательства.
— О завтрашнем заседании Совета, кроме вас, знали только мы — четверо.
— Так поищите виновного среди четверых. Может быть, вы? — Смешок в лицо Фляшу. — Или он? — Кивок в сторону Томпсона.
Члены Совета переглянулись. Неужели они отступят перед спокойствием Этьена? Ведь спокойствие — это его оружие. Но я ошибся.
— К чему эта канитель, — сказал Стил, — оставьте нас вдвоем. Я задушу его вот так, — он поднял скрюченные пальцы, — и рука не дрогнет. За мальчика.
— Вы будете обыкновенным убийцей, Стил, Едва ли вас это украсит, — пожал плечами Этьен.
Члены Совета молчали, что-то обдумывая. Что?
— Если они его пощадят, — шепнул я Мартину, — я убью его здесь же при всех.
— Я сделаю то же, только бесшумно, — шепнул в ответ Мартин, выразительно хлопнув себя по карману.
Вероятно, о том же подумал и Стил: с такой лютой ненавистью впивались в Этьена его глаза.
— Мне очень интересно, у кого это возникла мысль о моем потенциальном предательстве, — невозмутимо заметил Этьен.
— У меня, — сказал Зернов.
— И у меня, — прибавил я.
— Почему?
— Потому что мы знаем вас до Начала: вы утратили память, а мы — нет. Вы всегда были предателем — должно быть, это у вас в крови. — Я говорил, уже не различая Этьена-здешнего от Этьена-земного. — Вы предали гестапо даже любимую женщину, а когда не удавалось предательство и вас били по щекам, как мальчишку, вы только холуйски кланялись: хорошо, мсье, будет сделано, мсье…
Этьена не заинтересовало слово «гестапо», наверняка ему незнакомое, он пропустил мимо ушей и «любимую женщину». Он только спросил:
— Когда это было?
— Больше четверти века назад.
— Где?
— В Сен-Дизье.
Нашу дуэль слушали в абсолютном молчании, только у Зернова блуждала на губах знакомая ироническая улыбка: казалось, что мой экспромт доставлял ему удовольствие.
— Сен-Дизье… Сен-Дизье… — повторил Этьен, мучительно наморщив лоб, и вдруг воскликнул громко и радостно: — Вспомнил!
И даже с каким-то облегчением, словно прошла терзавшая его боль, уверенно повторил:
— Теперь вспомнил. Хорошо. Все. Спасибо.
Никто не ответил. Я стоял пораженный, не зная, что сказать и нужно ли говорить: может быть, самое важное уже сказано?
— По-моему, здесь же, в «Омоне»… совсем недавно я опять встретил ее. Я не мог жить больше…
Боюсь, что Стил и Фляш ничего не поняли: я поймал удивленный взгляд, которым они обменялись. Томпсон молчал непроницаемо, словно все сказанное Этьеном его ничуть не поразило.
— Вы хотите, чтобы я сам все кончил? — спросил Этьен, обращаясь только ко мне.
И я ответил: