И вот как раз когда Бессмертный занёс над трепещущими струнами костяшки пальцев, желая дать второй аккорд, на замковых стенах вдруг появились богатыри. С мечами, копьями и неласковыми выражениями лиц.

– Гаси композитора, братцы!

Тут и началась настоящая вечеринка. Гиены истошно завизжали и бросились врассыпную. Полетели отшибленные рога направо и налево, оборотни трусливо поджали волчьи хвосты и лезли под стол, пятачки познакомились с кулаками, ведьмы окосели на месте, а лешие начали размахивать международными удостоверениями неприкосновенности.

На богатырей, равно как и на царевичей, это никакого впечатления не произвело, так что лешим тоже досталось на орехи. Жалкое сопротивление было подавлено в зародыше, уж очень они там попривыкли к безопасности. Злодеи, мозг маленький, что попишешь…

Сам Кощей держался до последнего. Он гордо ждал, когда рассерженные отцы, мужья, женихи и братья поднимутся на сцену. Даже с места не сдвинулся. Хотя петь, конечно, перестал. А когда его окружили, надменно бросил:

– Дурачьё! Деревенщина-засельщина! Я ж бессмертный!

И на том с размаху так получил кулаком в челюсть, что летел с попутным ветром метров двести, прямо через стену замка.

С той стороны, на болотах, стояло что-то наподобие большущего каменного сарая. Жил в том сарае трёхголовый Змей Горыныч, наипервейший приятель Кощея по всем злодейским делишкам. Но так как за последние сто лет никто самовольно в Кощеевы владения не совался, Змей основное время тихо себе дрых, почёсываясь и причмокивая. Вокруг его жилища по земле были разбросаны бараньи, коровьи и даже человеческие черепа.

Когда битый Кощей на четвереньках пришёл к Горынычу в будку и начал долбить головой дверь, Змей валялся на спине, задние лапы его сонно подёргивались, поэтому гостю он открыл далеко не сразу…

– Фазве так мовна? – шумно возмущался Бессмертный. – Носью, пез пйедупйефдения, пез опьяфления фойны?!

Его передние зубы остались на сцене, но вот-вот должны были вылезти новые. Парик болтался на сапоге, как волосатая бахила, а на грязном пиджаке чётко просматривались отпечатки подошв богатырских сапог сорок пятого размера.

– Пофли намстим этим нахалам дейефенским?

– Не, не сейчас. – Лезть в драку с кучей богатырей сразу Горынычу тоже не улыбалось. – Пущай расслабятся, успокоятся, тут мы и намстим со страшной силой!

– Подумаеф, дефок укйял! – Кое-где, несмотря на всю свою природную неубиваемость, Кощей всё-таки обмотался бинтом. Старые кости срастались медленно. – Мне-то они нушнее! Говыныщ, ты со мной?

– Естественно! Я ж в энтом деле тоже свой интерес имею, – пробасил Змей. Все головы говорили синхронно и меж собой не ссорились. – А ведь во всех бедах жаба проклятая виновата!

– Точно! Не уберегла наших с тобой девок…

– Да-да, костлявый, энто тебе из-за баб наваляли, ежу понятно! Я Иннокентия этого в пепел превращу, да гипсом обмажу, да высушу и в речке утоплю…

– А ты вефно шкажал! – Кощей с трудом поднялся, снял парик с ноги и встряхнулся вместе с ним, будто деревянная кукла на ниточках. Новые зубы доросли до нужного размера, и слова зазвучали разборчиво. – Пришёл черёд московской квакушке за мои синяки ответ держать. Ну-кась, где он тут?!

Из глаз Кощеевых сверкнули жиденькие молнии, и откуда ни возьмись сверху свалился Иннокентий Иванович Перепонкин. Вид у него был перепуганный и жалкий.

– Что с гаремом? – потребовал отчёта Кощей. А Горыныч грозно пустил оранжевый пар сквозь ноздри.

– Я не виноват! Не виноват! Это соседи, соседи проклятые! Понимаете? – взмолился батрахолог. – Из третьей квартиры, напротив, соседи, домовой у них там, домовой, и мальчик такой, маленький мальчик, Егор Красивый. Они виноваты, они это сделали! Они, они!

– Что они сделали? – Кощей скрестил руки на впалой груди.

– Как что? Как что?! Всех лягушек это… того… зацеловали! Всех подряд, понимаете? Понимаете, без разбору! Целовали подряд, каждую, одну за другой! Вот так, вот так!

Перепонкин чмокнул воздух в опасной близости от щеки самого Кощея.

– Прекрати! – чуть не взвизгнул Бессмертный.

Вновь сверкнули молнии, и Иннокентий Петрович вновь вернулся в Москву. Кощей с трёхглавым Змеем стояли рядом, у детской площадки, где Вал Валыч обычно парковал свою старенькую «шестёрку».

– Вот, значит, как! На наших невест губу раскатали?! Своих домових мало?! Ну ничего, ща мы со всеми тут разберёмся!

– Шашлык-машлык сделаем, – прорезался Горыныч и сжал когтистые лапы в огромные кулаки.