Она была женщиной средних лет, с короткими русыми волосами. Имела высокий рост, определенно больше моего, округлое лицо, заостренные черты лица и самые красивые голубые глаза, которые я когда-либо видела.

– Ваш сон. Нет ли каких-либо изменений?

– Нет.

Ее всегда поражало, что мои сны идентичны. Нет ни единого изменения на протяжении стольких лет. Это противоречило всем ее знаниям о снах. Может, поэтому она еще не отказалась от меня. Однажды я лежала в этой больнице, но ничего не изменилось. Диана Александровна была так мной заинтересована, что она предложила сеансы два раза в неделю. Тогда она верила, что сможет мне помочь. В ее глазах было столько энтузиазма, чего я не наблюдаю сейчас. Мне так и не стало лучше, как бы она не старалась.

– Возможно, вы смогли еще что-то запомнить?
– спросила она, в надежде на малейшую зацепку. Но я ее и тут разочаровала.

Она сегодня была особенно чем-то огорчена. Возможно, ей уже надоело тратить на меня свое время, когда она может помочь людям, которые действительно в ней нуждаются. Недавно я узнала, что ее график стал настолько занятым, что у нее не остается времени на семью. Этот усталый вид и мешки под глазами от постоянных бессонных ночей я наблюдаю уже несколько сеансов. Я знала, что освободившись от меня, ей станет легче, но не в ее принципах отказываться от пациентов. Старается не отказываться, как бы сложно с ними не было. Иногда у меня приходила мысль самой предложить прекратить психотерапию, но у меня язык не поворачивался самой отказаться от общения с ней. Диана Александровна была одной из немногих, кем я дорожила. Таких людей ничтожно мало. Когда я теряю такого человека, во мне нарастает страх остаться одной.

– Арина, давайте поговорим начистоту. Вы уже пять лет лечитесь у меня. Но мало того, что вам не становиться лучше, вам хуже с каждым днем. Это ненормально. Вы понимаете это?

– Я понимаю. Но ничего не могу поделать.

Она несколько минут ничего не говорила. Просто смотрела меня, думая о чем-то.

– Не думаю, что есть смысл продолжать применять методику моего лечения. Это не приносит никакой пользы.

Это должно было когда-нибудь произойти. У меня было достаточно времени, чтобы подготовиться к этому шагу. Семья для нее дороже. Я не вправе ее осуждать.

– Если ты хочешь, мы, конечно, продолжим лечение. Я не имею права отказывать тебе. Но ты должна знать, я тебе уже ничем не смогу помочь.

Она пыталась найти нужные слова. Теребя в руках ручку, Диана посмотрела в окно. Она чувствовала неловкость, что ей пришлось поставить меня в такую неудобную ситуацию.

– Что ты думаешь, насчет всего этого?

Она снова посмотрела на меня.

– С вами сложно не согласиться. Вряд ли мне уже что-то поможет, - я слабо улыбнулась, горько осознавая неизбежное.

– Нет. Не говори так, - воскликнула Диана Александровна.
– Не нужно считать, что если я тебе не помогла, значит, никто не поможет!

Она замолчала, заметив, что несколько повысила голос. Было видно, что она чувствовала ответственность за меня и пыталась напоследок сделать хоть что-то, что могло бы быть для меня полезным.

– Надежда. Вот, что дает тебе силы жить дальше. Никогда не теряй ее.

Как бы уверенно она не говорила, я ее давно уже потеряла. Я хотела верить своему другу, но я слишком реалистична, чтобы действительно это принять.

Мы продолжительно смотрели друг на друга. Наконец, молча кивнув, я дала понять, что я согласна со всем, что она сказала и, скрепя сердце, официально заявила, что больше не нуждаюсь в ее услугах.

Конечно, я нуждаюсь в ней, но я больше не могла отнимать ее время и силы на безнадежного больного. Как я считаю, она еще долго продержалась.

Поняв, что раз уж мы все решили, и мне пора уходить, я встала с кресла и направилась к выходу.

– Но хочу дать тебе последний совет, - внезапное предложение моего психотерапевта заставило меня остановиться .
– Тебе это не понравиться, но я верю, что это может помочь.

Кажется, я догадалась, о чем она говорит. Вряд ли я на это решусь.

– Нужно перебороть свой страх, и ты это знаешь. Просто ты никак на это не решишься. Может, в этом-то вся и проблема?

Я молчала. Она меня уже давно на это уговаривает, но я наотрез отказываюсь от этой затеи. Я знаю, что она, возможно, права, но все мое внутреннее естество не хочет это признавать.

– Возможно, это твой последний шанс на нормальную спокойную жизнь.

Вряд ли она уже будет нормальной. С такими осложнениями, как у меня. У меня пока, можно сказать, что-то наподобие ремиссии. Мне не надо целыми днями лежать на больничной койке и считать каждую секунду.

– Погоди, я позвоню кому-нибудь, чтобы тебя проводили, - остановила она меня у дверного проема, резко заметив свою оплошность.

– Не нужно. Я сама дойду.

– Тебе нельзя одной разгуливать, - заметила Диана Александровна, уже нажав несколько кнопок на боковой панели.

Прошло несколько минут, но никто не пришел. Она уже начала волноваться и повторила набор, как минимум, два раза.

– Прости, сегодня сумасшедший день. Все заняты.

– Я, правда, сама дойду, - повторилась я, когда к двери кабинета подошел следующий клиент.