– Меня и так приглашают на канал «Столица» в программу, посвященную этому балагану. Честно говоря, не очень здорово мне светиться на телевидении.

– Глупенький. Да брось ты их, они за тобой сами погонятся. Чем ждать милости от твоего епископа. Сколько он тебе дал, я забыла?

– Отстранение от служб на два года. За раскол в рядах. Протоиерею нашему, отцу Анисиму, дали три, как главе этого «заговора». Просто понимаешь, нехорошо получилось. Я сглупил, честно признаю, но и епископ неправ. Ведь мы светское государство, а он…

– Ну и фиг с ним. Сам получит. У меня в среду перезапись, которая в пятницу провалилась. Тема о терпимости и гомосексуализме. Почетным гостем должна быть Милена, но… – голос чуть дрогнул, но тут же выправился. – У меня карт-бланш от редактора, так что я тебя приглашаю.

Он остолбенел. И лишь спустя несколько долгих секунд вымолвил.

– Ты смеешься?

– Ничуть. Раз уж начал светиться, так почему…

– Да потому! Если я стану говорить, это будет не отлучение, а статья. Вам можно, вы сами с собой. А что я говорить буду? Про него? – он кивнул в сторону полузакрытой двери. Лена молчала. – Вот то-то же.

– А у тебя так серьезно. Я не знала. А как ты с этим живешь?

Он отвел глаза.

– Лучше не спрашивай. Стараюсь жить. Я… в любом случае, потом все припомнится. Но и оторвать от себя его не могу.

– А ты еще спрашивал меня.

– Потому и спрашивал, чтоб хоть ты…

Они помолчали. Наконец, Лена произнесла:

– Все равно приходи. Формат изменим, а ты и денег получишь и помелькаешь…. И уезжай отсюда. Потом не выберешься. Говорят, после шестнадцатого город запечатают наглухо. Это мне парень из правительства сказал. А он слов на ветер не бросает.

Бросив окурок в банку из-под кофе, как раз для этой цели служившую, коротко попрощалась и прошла к лифту. Кондрат постоял, ожидая, когда за ней прибудет лифт, но так и не дождался. Обернулся, и, вздрогнув, увидел перед собой Кольку. Тот закрыл дверь и произнес тихо:

– Пошли. Я разогрел голубцы. Ты голодный, небось.

Кондрат молча проследовал за ним, не зная, что и сказать. Колька, полностью завладев вниманием, словно извиняясь за свою выходку часом ранее, наложил тарелку, поставил перед Микешиным сметану и сел напротив. Кондрат поискал глазами, вилки не было.

– Ну вот, как всегда, – произнес Колька, вставая и подавая искомый прибор. – Я уже поел. Не понимаю, чего ты с ней вандалаешься, ну в голове ветер так свистит, мне слышно было. Только из-за бабок?

– Ну почему ты такой?

– Какой? Критичный?

– Сам знаешь.

– Мне она не нравится. И никогда не нравилась.

– И поэтому ты считаешь нас, – он даже слово не сразу подобрал, – любовниками. Или что там сказали в передаче.

– Да не считаю я вас, – Колька насупился. – Мне просто она не нравится. Обычная блондинка без мозгов. Что она городила…

– Ты конечно, подслушал.

– Трудно не услышать, когда ждешь ее ухода. Чем ты ей мозги компостировал – это вообще. Зачем, спрашивается.

– Послушай, – Кондрат даже вилку отложил, – когда я еще не был отстранен, ты почему-то относился совсем иначе к моим рассуждениям. Если мы оба говорим про Милену.

– Про нее, разумеется. Просто я ни во что такое не верю, ну в спасение в последний момент. Это Голливуд, батюшка, а не жизнь. Такого у нас, в реале, не бывает.

– То есть, в то, что Варавва попал вслед за Иисусом в рай ты не веришь, я правильно понял?

– Ну, – он смутился. – Я не про то. И к тому же тут два разных человека.

– Ты про пол или про грехи?

– Варавва уже был наказан. Ему там, с креста, что угодно принять было легко, лишь бы поверить. Да проще, – упрямо мотнул он головой.

– Я говорил о поступке.

– Что она с Домбаевой трахалась перед смертью? Пардон, совокуплялась. Ты про это мне рассказывал, когда хотел от меня того же. А сейчас приводишь совсем с другой стороны. Вас, церковников, вообще не разберешь, вы так можете любое писание выгородить.

– Прекрати, Коль, прошу. Не своими словами говоришь. Так банда твоя выражается, но никак не ты. Я же знаю, – он мягко коснулся его бедра. Колька не отстранился. Напротив, как-то неожиданно размяк. Ладонь опустилась к колену и снова поднялась.

– Не знал, что Домбаева на тебя так действует, – тихо произнес Колька и поднялся. – Ну пошли тогда, раз такое дело.

Кондрат молча проследовал за ним в комнату, только сейчас почувствовав тяжелый аромат духов ушедшей гостьи.

48.