– И последнее, – я повернулся к Дмитрию Андреевичу. – Вечером у меня снова будут, как вы говорите, «лампасы». Пока Диноры Назаровны нет, при необходимости я прибегну к услугам Светланы, а вы можете быть свободны.

– А что с Динорой Назаровной? – неловко переминаясь перед президентом, спросил я.

– Вы не в курсе? Артем, я… признаться, я удивлен. Она никогда не делала тайны из своей болезни. У нее рак, и уже довольно давно. Сейчас Динора Назаровна в больнице, проходит курс лечения. Все же странно, что вы, столько времени общаясь с ней, так и не узнали…

– Прошу прощения, – пробормотал я, двигаясь к выходу. Совершенно раздавленный последними словами Дениса Андреевича. – Завтра я буду как штык.

И попрощавшись, покинул Кремль. Промчался вихрем вечерними улицами старой Москвы, стремясь как можно скорее добраться до дома. Вдыхал запахи тления, исходящие от костюма, и мне казалось, что так пахнет не он, а воздух улиц, по которым я проезжал. Что весь город пропитан этим запахом.

Только сейчас я смог от него, наконец, избавиться. Только сейчас, свершив обряд омовения и уткнувшись лицом в волосы моей любимой. Запах выветрился из памяти, и больше не напоминал о себе.

– Ты ешь, ешь, – вытряхнула меня из нелегких дум Валерия. – Тебе надо привести себя в порядок. Ты и так натерпелся сегодня.

В это время, с каким-то сарказмом, незаметным прежде, Кипелов пел знакомые строки: «Жанна из тех королев, что любит роскошь и ночь. Только царить на земле, ей долго не суждено». Я подошел к музыкальному центру и снял тонарм с дорожки.

10.

Возвращение оказалось трудным. Шли кружным путем, чтобы избежать возможных налетов. Впрочем, на удивление группы, за ними никто не охотился. Штурмовики даже не вылетели отбомбить район выхода спутникового телефона в эфир. Не успели или были заняты чем-то другим – пока оставалось вопросом.

К семи вечера удалось подойти к дороге в деревню. Как и ожидалось, она была блокирована бронетехникой. Военные сидели на броне, курили, неспешно прогуливались вдоль участка меж деревней и кладбищем. Будто чего-то ждали. Какой-то полковник, прибывший на место на «Хаммере», шугал тутошних майоров и разбирался в карте местности. Но вот когда к нему подошел человек в штатском – в модном черном костюме – тот сразу прекратил распекание подчиненных и внимательно стал слушать короткие рубленые фразы службиста.

Бахва обернулся к своим.

– Тут без КГБ опять не обошлось. Ищут грузинский след.

– Вполне логично, что ищут, – заметил Нодар, как-то излишне спокойно, что только раздухарило Бахву.

– Слушай, но ведь ситуация дикая. Сам посуди: некое формирование вдрызг разносит русскую колонну, при этом берет множество пленных и не теряет своих. Манана, ведь ты не видела трупов?

– Брат, но ведь их элементарно могли забрать, – медленно произнесла Манана. И добавила, чтобы закрыть тему: – Я поднимусь на холм напротив кладбища. Оттуда прекрасный вид, после сообщу, что они делают.

– Скорее всего, они ждут сигнала сверху, – заметил Нодар. – После того, что случилось с колонной, вряд ли они пойдут на опрометчивый штурм. Проще не дать партизанам выйти из села, чем самим туда соваться.

– Или вызвать авиацию.

– Михо, это перебор. Там же десятки заложников.

– Важа, для русских ничего не перебор, – словно учитель, объясняющий сложности предмета недалекому ученику, медленно проговорил Нодар. – Как будто не знаешь, как они со своими заложниками расправляются. Вспомни тот же Беслан. Пожгли школу из огнеметов и вошли победителями террористов.

– Там были ингуши.

– Тогда «Норд-Ост». Потравили всех и вошли победителями…

– Прекрати, – устало сказала Манана. – Я пойду, брат.

Она кивнула и молча – так уж поведено, верно, у всех снайперов, всех стран мира, ушла. Растворилась среди рододендрона и редких пихт и елей, будто ее и не было никогда. Оставив четверых мужчин наедине с собой и своими неспешными думами.

В восемь, когда уже начало понемногу смеркаться, группа обстоятельно расположилась на высоте. Бахва обозрел село, отлично открывавшееся ему с этой позиции, затем перевел бинокль на соседний холм. Манана улыбнулась, и стала знаками объяснять, что ей удалось увидеть за время наблюдения. Трупы, вокруг которых суетились гэбисты, выволочены на обочину, всего убитых оказалось сорок девять. Четверо десантников, пятеро местных жителей, двадцать мотострелков – вид некоторых был просто ужасен, сестра, следуя давней привычке не показывать на себе, утверждала на ближайшем камне, тела буквально распороты очередями. Остальные как раз оказались повстанцами. С теми же жуткими ранениями – некоторых натурально собирали по частям.

Он кивнул и перевел бинокль на село. В нем происходило что-то странное, никак не поддающееся логике. Впрочем, события последних суток вообще не вписывались в привычные рамки. Все – и жители, и пленные мотострелки, и сами повстанцы, кстати, в очень немногочисленном составе, бродили по деревне Мели совершенно безоружные, не обращая внимания ни друг на друга, ни на блокирующих их русских вояк. Да и русские сами вели себя крайне странно. Вместо того, чтобы воспользовавшись каким-то всеобщим похмельем, ворваться в село и начать резню, освобождая пленных и приканчивая на месте ошалевших от удачи повстанцев, внимательно наблюдали за всеми перемещениями, но двигаться в село не спешили. Будто чего-то опасались, словно заразиться вот этой абсолютной безучастностью, нетрезвым бездельем, враз охватившим всех, блокированных в деревушке.