До его уха донеслось всхлипывание. Уткнувшись в подушку, Манана, наконец, смогла заплакать. Иван поднялся, Бахва резко усадил его на кровать.

– Сядь, капитан. Сядь и помолчи.

В дверь предупреждающе стукнули, затем она распахнулась – в землянку вошел Важа. Оглядев присутствующих, он молча подошел и сел напротив Мананы. Она так и не отняла головы от подушки.

– Собирается буря, – тихо произнес Важа.

34.

От мыслей о Милене никак не получалось избавиться. Едва я покинул ее, как беспричинное беспокойство, овладевшее ей, передалось и мне. Только если она переживала обо мне, я нервничал, впрочем, имея куда больше на то причин, о Милене. Посему изрядно задержался с разбором завалов входящих, насыпанных на стол Сергеем Балясиным. В них не хватало многого по проведенной операции, данные никак не поступали. Добрались только в одиннадцать, когда президент вернулся на работу. Получив их, Денис Андреевич незамедлительно вызвал меня к себе.

Президент был доволен. Впервые за последние дни я увидел Дениса Андреевича в приподнятом настроении, он улыбнулся моему приходу, так что на душе потеплело. Нравится мне его улыбка, что тут поделаешь.

– Артем, операция, при всех недостатках и недоработках, прошла, как мне кажется, успешно. Уничтожено свыше ста семидесяти тысяч мертвецов… Мда, выраженьице получилось. Поскольку вероятность появления новых ходячих покойников не исключается вплоть до завтрашнего утра, у кладбищ, особенно крупных городских, поставлен усиленный караул. Хотя, в последний раз поднимутся единицы, но и они нам ни к чему. Войска отведены в ближайшие села для зачистки от мертвецов и оказания помощи населению.

– Какой помощи? – не понял я. Денис Андреевич смутился.

– Да. В самом деле, какой. Пахомов что-то начудил. Но все равно, можно поздравить старого генерала с первой серьезной победой на новом месте…. – рука, занесенная над телефоном, опустилась. – Что еще не так?

– Число. Наши потери почти две тысячи человек. Вообще, как такое возможно. Полная защита, плюс куча вооружения, плюс разработанная тактика и внезапность выступления. А я читаю, что часть погибших – от пулевых ранений. Да еще и тысяча сто двадцать раненых. Значит, стреляли друг по другу. Это раз. И, кроме того, я полагаю, что количество уничтоженных мертвецов, даже если оно не преувеличено…

– Артем, вы уж не заговаривайтесь. Андриан Николаевич мне врать не станет.

– …то все равно слишком ничтожно. Простите, Денис Андреевич, я только сейчас это сообразил. За четверо суток из земли должны восстать, по самым грубым прикидкам, около пяти-шести миллионов человек. Сами посудите, во-первых, у нас очень низкая продолжительность жизни и высокая смертность. В числе главных причин, слабое здоровье, беспробудное пьянство, особенно в поселках и деревнях, ДТП, отравления некачественными продуктами. Во-вторых, мы лидируем среди количества самоубийц, и это уже молодежь. Ну и просто статистика… за пять лет население России только сократилось на три с половиной миллиона человек, без учета скрытой миграции. Прибавьте к этому числу нелегальных мигрантов, их у нас около десяти миллионов, а может и больше, никто не знает, фактически, рабов, только совсем без прав, которых хоронят неизвестно как и где… пожалуй, шесть миллионов, будет еще мало.

– Пожалуй… – Денис Андреевич разом потерял голос. – Так сколько вы полагаете?

– Семь, скорее, восемь. Нет, все же семь с половиной.

– Торопец, с кем вы торгуетесь? Со смертью? – голос президента зазвенел.

– Простите, но я при вас строю свои догадки касательно числа восставших. Еще если учесть, что каждый из них активен и с первого же числа проявлял свои смертоносные качества – помните, случай в Ижевске? – значит, мы можем предположить, что хотя бы каждый второй из восставших вполне мог укусить хотя бы одного из живых…

– Черт возьми, Торопец! – вскричал Денис Андреевич, поднимаясь. Я немедленно поднялся следом. – Вы уже дошли до десяти или одиннадцати миллионов зомби, шастающих по всей стране. Вы понимаете, что это значит?

– Полагаю, только то, что операция была априори провальной.

– Да черт с ней, с операцией. На нашей территории армия, которой не было даже во времена гитлеровской оккупации. И как ее вычистить, я не имею ни малейшего представления.

– Теперь, это задача не ОМОНа, и даже не внутренних войск, а Генштаба. Придется мобилизовать все и всех. И как можно скорее.

Денис Андреевич резко наклонился ко мне. Я отшатнулся от неожиданности. Он ухватил меня за рукав.

– Вы хотите, чтобы я публично признался в собственной некомпетентности? Хотите, чтобы я поднял всех на уши этим заявлением? Чтобы в стране начался хаос? Вы представляете, что будет, если я заявлю: дорогие братья и сестры, извиняйте, что мы не можем справиться с напастью сами, но вот вам по пистолету и стреляйте в мертвецкие рыла за вашего президента и правительство. Благословляю.

Денис Андреевич резко выпустил мой рукав и сел. Я продолжал стоять, ошарашенный этим неожиданным выплеском. Президент нервно вздохнул несколько раз, он смотрел в окно, разглядывал окна соседнего корпуса.

– Извините, Артем, за этот срыв… – бесцветно произнес он.

– Все в порядке, Денис Андреевич, вам надо было выкричаться.

– Вы правы, – он кивнул, уголок рта дернулся, пытаясь отобразить хотя бы подобие прежней улыбки, с которой он встречал меня десять минут назад.

Он снова вздохнул и продолжил:

– Спасибо, что догадались и сообщили. По крайней мере, теперь мы имеем хоть какое-то представление о противнике. Я позвоню Пахомову и доведу до его сведения….

– Действовать придется днем и прилюдно, – влез я. – Полагаю, сёла в ближайшем Подмосковье мы потеряли, значит, придется вывозить оставшихся жителей и строить редуты вокруг захваченных территорий.