Холл Араминта
Шрифт:
– Мы. То есть чем я была для тебя? Скажи честно, не стесняйся. Просто дешевой подстилкой?
Слова заставили его физически отшатнуться, как будто она его ударила.
– Все было не так просто, Сара. Я начал эту историю с тобой, вовсе не собираясь бросать Рут, но все зашло куда дальше, чем следовало. Черт, честно, я не знаю.
– Почему же ты выбрал Рут? – Она сказала это так прямо, что ему сначала показалось, будто он ослышался.
– О господи! – Ему так хотелось сбежать, что даже ноги под столом сводило.
– Нет, Кристиан, теперь Господь тебе не поможет, – сказала Сара, зрачки которой сузились до половины их нормальной величины. Кристиан даже подумал, что, может быть, она помешалась. Он решил, что, чем быстрее ответит, тем скорее сможет уйти.
– Я выбрал Рут, потому что она моя жена, к тому же она вот-вот должна была родить, и… – Он не знал, стоит ли продолжать, но что-то в этой молодой девушке, сидящей напротив него и оценивающей его отношения с женой, его разозлило. – И потому что я ее люблю. Знаешь, мы иногда ссоримся и часто не понимаем друг друга, но я действительно ее люблю. – И эти слова, согретые его дыханием, сразу же утешили Кристиана, укрепили его веру в правильность выбора. Но Сара выглядела потрясенной. Кристиан испугался, что разбил ей сердце. – Прости, ты сама спросила, вот тебе правда.
– Да ты не узнаешь правду, даже если она грохнется тебе на голову, Кристиан. Ты хоть иногда обо мне думал?
– Конечно. Именно поэтому я и позвонил. Я никогда не смогу уверить тебя, как мне жаль, что все так случилось. Да и какой теперь смысл?
Сара взяла свой стакан, и на мгновение Кристиану показалось, что она швырнет им в него. Он уже видел, как стакан вылетает из ее руки, и чувствовал, как мелкие осколки стекла впиваются в лицо. И как он объяснит это Рут? Но она снова поставила стакан на стол, даже не отпила ни глотка.
– Смысл в том, что теперь моя очередь.
– Твоя очередь? Твоя очередь на что?
– Не притворяйся дураком. Моя очередь на тебя.
Кристиану показалось, что он попал в какую-то параллельную реальность, где люди играют жизнями друг друга, как будто те – фигуры на шахматной доске. Но Сара, похоже, говорила серьезно.
– У тебя был шанс, Кристиан. Я убила своего ребенка ради тебя. На этот раз ты так легко не отделаешься.
– От чего не отделаюсь? Мы же ничего не делали.
– Да уж, и Рут обязательно в это поверит.
У него голова шла кругом, перед глазами плыло.
– Что ты имеешь в виду?
– Я имею в виду, что игра закончена. Еще раз она тебя не простит.
– Подожди, давай все проясним. Ты полагаешь, что можешь шантажом заставить меня остаться с тобой? Очень здоровый способ начинать отношения.
Сару рассмешили его слова, и на этот раз она определенно показалась ему сумасшедшей.
– Здоровый способ? Да уж, лучше не придумаешь.
Мигрень у Кристиана бывала примерно раз в год, и он всегда чувствовал ее приближение – пот начинал струиться по спине, в глазах принимались мелькать вспышки. Ему необходимо было немедленно укрыться в темной комнате и лежать, приняв сильные боле утоляющие, которые снимут только самую малость этой боли, такой сильной, что он боялся, она его прикончит.
– Мне надо идти, – сказал он. – Это все бред, и мне надо домой. – Он встал, и Сара схватила его за ногу:
– Пожалуйста, не оставляй меня. Поедем ко мне сегодня. Только на одну ночь. Я совсем не имела в виду то, что только что наговорила. Насчет рассказать Рут.
Скоро его начнет тошнить.
– Сара, мне нужно уйти. Я плохо себя чувствую. Мы поговорим потом, где-нибудь на неделе. Обещаю.
– Правда? И ты позвонишь мне завтра?
Тиски вокруг головы сжались, выдавливая мозг и посылая стрелы боли в плечи.
– Да, обязательно. – Шатаясь, он вышел из паба, благодарный за освобождение, не в состоянии сосредоточиться ни на чем, кроме необходимости добраться до дома. Ему удалось остановить такси и там, на заднем сиденье, считать минуты до того, когда ему может стать немного легче.
Агата заказала продукты у «Теско», что сильно облегчало закупки, а Рут сообщила ей свой пароль. Она никогда не покупала ничего, что не пригодилось бы семье. Некоторые няньки брали гель для душа специально для себя или не отказывали себе в любимом печенье и других подобных мелочах, но Агата никогда не позволяла себе красть.
За исключением того случая, но это было вызвано необходимостью, так что не могло считаться воровством. С точки зрения Агаты, это была война, а ведь даже поговорка есть: на войне и в любви все средства хороши. Так что речь тогда шла о выживании.