— Я… я не знаю…

— Ну что же вы? — удивился Лока. — Вы ведь в числе прочих что–то активно выкрикивали, иначе бы я не стал вас беспокоить. Может быть, просто вспомните что–то из своих слов? Любую фразу.

— Я…

— Смелее.

— Ну… а как ты сбежал? — наконец выдавил Болин из себя. И то ли пауза действительно помогла ему собраться, то ли дело было в простом везении, но фраза оказалась почти настолько же к месту, как в тот раз, когда Лока спросил у Гайи: «Как дела?» — а та ответила: «Пока не родила». Он до сих пор жалел, что не видел в тот момент своего лица… В общем, избиратели на площади обратились в слух.

— Как сбежал? — Лока задумался ненадолго. — Господин Своблуг помог мне. Он не очень любит рабство. Его люди напали на крепость Мерзта и освободили всех гладиаторов. В том числе меня.

— Так это Своблуг сделал? — От удивления Болин даже перестал запинаться.

— Да. Я же сказал.

— Он ведь кандидат…

— Прежде всего он человек с четким понятием того, что он считает справедливым.

— Но ведь есть законы… — Выражение лица мастерового, казалось, достигло крайней степени удивления. — Нельзя забирать чужих рабов. И даже если хозяин раба умирает и нет ни близких, ни завещания, раб переходит губернии… Так всегда было…

— То есть вы считаете, что я должен стать рабом Сенатской губернии, а Своблуга следует судить за то, что он решил меня похитить… то есть не похитить, а освободить, хотя с точки зрения закона, насколько я понимаю, разницы нет. Вы так считаете?

Похоже, после того как Лока предложил конкретную ситуацию, Болин перестал быть в чем–либо уверенным. Несколько раз откуда–то из глубины площади донеслось резкое «Да!», но очень скоро эти возгласы стихли. Даже перешептываний среди народа как будто бы стало меньше, словно под таким углом люди прежде вопроса не обдумывали.

— Ведь с точки зрения закона ситуация стандартная, — сказал Лока. — Вот, к примеру, если бы я взял ваши ботинки, которые вам очень нравятся, которые вы когда–то купили за очень немаленькие деньги… Взял бы их и с помощью какого–то хитрого заклинания наделил разумом и свободой воли. Ведь вы бы не стали эти ботинки отпускать на все четыре стороны, правильно? Они ваши, за них деньги заплачены… Правильно я говорю?

— Ну… в общем, да…

Лока замолчал, не отворачиваясь от собеседника, но стараясь при этом, чтобы его собственное лицо было видно как можно большему числу людей. Как каждый житель деревни должен был чувствовать своего шамана, когда он обращается к ним. Сахайя ведь и этому его учил…

— Интересно то, что надо мной не произносили чудесных заклинаний, — сказал Лока. — Я с самого рождения был тем, кем являюсь. Человеком, со своими мыслями и желаниями. Я не совершал преступлений, за которые справедливым было бы отобрать свободу. Я не предавал и не отнимал свободу ни у кого другого. Тем не менее, меня рабом сделали… И вы все были с этим согласны!

Последние слова Лока произнес лишь немногим громче, чем предыдущие, но над притихшей площадью они разошлись словно над озерной гладью в безветренный день.

— Нет! — Слово как будто против воли вырвалось из уст Болина. — Ни одного таромца, не нарушившего закон, нельзя сделать рабом!

— Но я не таромец, — спокойно ответил Лока. — Значит, меня можно?

— Нет…

— Почему? Закону не противоречит?

— Ты мог бы…

— Что? — Лока не расслышал.

— Ты мог бы сбежать, — произнес Болин свистящим шепотом.

Молодой шаман покачал головой.

— Нет. Уж кем–кем, а трусом я никогда не был. Какой смысл тогда был бы приходить сюда?

— Так ты… — Мужчина с ужасом посмотрел на него. — Ты хочешь… поднять восстание?

Болин попятился. Его слова эхом прокатились по площади Разговора. От Минглона Лока узнал, что рабы в Тароме время от времени пытались сбежать от хозяев, иногда им даже удавалось какое–то время прятаться, но полноценных бунтов страна не знала уже многие сотни лет. Устроенная система в совокупности со все более качественными методами магического контроля практически не оставляла рабам надежды, но если бы новое восстание возглавил гладиатор, которого маги не смогли бы остановить…

В момент, когда волнение в толпе должно было достигнуть апогея, Лока ответил:

— Нет.

— Что?..

— Даже если бы я и хотел…

Лока оборвал мысль. Нет, тут нужно по–другому…

— Я никогда по–настоящему не ощущал рабства, — признался он. — Наверное, из–за того, что привык искать причины всех своих бед в себе. Я был уверен, что если очень–очень захочу, то каким–то способом сумею сбежать. Скорей всего, я бы и не пришел сюда сегодня…

Он вновь замолчал, подняв взгляд на зрителей: слушают ли его? Его слушали.