Прошлая Кореллия, какой я знал ее, была мертва. Дрожь пробежала у меня по спине. Улица Кораблей с Сокровищами сильно изменилась за те шесть лет, что я не был здесь. Это место всегда пользовалось дурной репутацией, но когда-то она была ярко залита огнями, что придавало ей особый шарм и внешний лоск. Сюда мог прийти любой, и он обязательно нашел бы себе развлечение по вкусу. Конечно, здесь были такие места, куда порядочная публика попадала не иначе как случайно, но легкое чувство опасности делало прогулки по этой улице незабываемыми - в большей мере, чем полет на борту "Искателя Приключений".

Многие изменения, которые претерпела главная улица, могли показаться изменениями к лучшему. Улица Кораблей с Сокровищами стала намного чище. Стены были свежевыкрашенными, а граффити смывали или замазывали, не давая им высохнуть. Освещение стало не таким ослепительным, а заведения - куда пристойнее. Короче, все это было сплошной показухой и казалось искусственным и лишенным очарования.

Район вокруг главной улицы оставался таким же, как был. Только тени стали гуще, опасность затаилась, ожидая, пока кто-нибудь не отойдет от безопасного района на какой-нибудь квартал и попадет в жестокую реальность… Правительство, очистив Улицу Кораблей с Сокровищами, наивно полагало, что избавилось от всех антисоциальных элементов, которые назвали ее своим домом, и использовало Службу Общественного Порядка для того, чтобы изолироваться от реальности и ее проявлений.

Я увидел лишь одно положительное изменение, коснувшееся этого района: здесь очень легко стало поймать флаер-такси. Я объяснил водителю, клатуинцу, как проехать к дому моего деда, и он ответил мне ослепительной улыбкой. Я плюхнулся на заднее сидение, но удержался от глубокого вздоха облегчения. Джедай не знает боли, но вонь в такси стояла такая, что и гаморреанец заткнул бы нос.

Я надеялся, что вся эта затея была предпринята не впустую. Лежа в ванне с бактой, я понял, что воспринял запись, сделанную моим отцом, как одобрение моего решения поступить в академию джедаев. Люк рассказывал мне, что Сила способна раскрыть перед тобой тайны прошлого, настоящего, и будущего, поэтому я предположил, что мой отец как-то узнал, что академия будет образована, хотя доказательств этого у меня не было. Кроме того, мой отец всегда осторожно делал ставки. Зная, что будущее изменчиво, он не мог был уверен, что академия будет существовать. В результате я пришел к выводу, что он сделал такие распоряжения, чтобы информация о моем прошлом достигла меня и я смог узнать о своих корнях.

Я медленно улыбнулся. Даже если мой отец и не оставил никаких распоряжений для меня, мне было приятно вновь увидеться с дедом. Подъезжая к его дому, расположенному в холмистом районе, где прошло мое детство, я начал понимать, насколько я соскучился по деду и Кореллии вообще. Я сбежал, вынужден был скрываться бегством, чтобы улизнуть из рук Империи и избежать смерти. С того самого момента я был в бегах, затем по горло занят службой в Разбойном эскадроне. Когда мы изредка обменивались голографическими весточками, цензоры Диктата кромсали их так, что в них оставалось совсем мало от теплоты и остроумия моего деда.

Флаер остановился у ворот, перегородивших всю улицу, на которой я вырос. Мой отец купил дом неподалеку от деда, а всего в округе было разбросано восемь домов. У нас никогда не было стены, ограждавшей округу, и уж точно никаких ворот.

–  Ты уверен, что приехал куда надо?

Клатуинец кивнул и постучал пальцем по дисплею, установленному на передней панели его флаера. Он высунулся из такси и вытащил из пенала на воротах комлинк, от которого уходили куда-то за стену провода, и протянул его мне:

–  Привет!

Мне ответил чопорный официальный голос:

–  Поместье Хорна.

Поместье?

–  Я хотел бы поговорить с Ростеком Хорном.

–  Директор Хорн просил, чтобы его не беспокоили.

Я нагнулся к самой решетке ворот и попытался рассмотреть дома, стоящие за оградой. Ничего похожего на дом деда там не было. Не мог увидеть и дом, в котором я рос. Вместо этого моему взору открылся вид на огромный, растянувшийся вширь и вглубь дом, построенный по самому современному проекту. Он ярко блестел на фоне окрестных зеленых холмов, ослепительно белый и в некоторых местах (там, где стенами ему служили окрашенные пластины транспаристила), серебристый.

–  Пожалуйста, скажите ему… - я замялся. Если я скажу "внук", то навлеку на себя большие неприятности - в Кореллианской системе я все еще был заочно приговорен к смертной казни и объявлен в розыск.
– Скажите ему, это его старый друг, Кейран Халкион.

–  Одну секунду.

Клатуинец не стал терять времени даром и стал травить мне байки о местной лиге зонбола. Он пытался поразить меня тем фактом, что Страйв Педстен, местная звезда ("разве вы не знаете, что одно время он имел романтическую связь с принцессой Лейей!") сидел на том месте, где сейчас сижу я. Таксист уверил меня, что тот атлет не был настолько красив, как я, но запомнился тем, что дал ему на чай самые щедрые чаевые в его практике.

Я ответил ему улыбкой и согласно кивнул, но не успел он порадовать меня последними рекордами Педстена, как открылись ворота. Клатуинец дал по газам, и мы сорвались с места так резко, что я не успел повесить комлинк на место. Провода натянулись, и комлинк, прежде чем исчезнуть в окне, въехал таксисту по затылку. Тот пробормотал что-то невнятное и почесал вспухшую на глазах шишку, но умудрился доставить меня к парадной двери поместья без приключений. Я расплатился с ним, дав ему щедрые чаевые - в конце концов, это были деньги Бустера, и я был уверен, что они были не фальшивыми.