Я отдернул руку, и резкое движение закрутило меня сквозь замерзшие кровавые брызги. Вокруг меня вращалось помещение. Я видел забитые льдом ниши сервиторов и искореженные модули приборов. С пола на меня была обращена многоярусная платформа ауспиков, ее экраны и голопроекторы выглядели, как ветки дерева под зимним снегом. Я попытался остановить свое движение, но просто продолжал вращаться. В ушах начали пронзительно визжать предупреждения.

Недостаточно энергии…

Недостаточно энергии…

Недостаточно энергии…

Мимо промелькнули силуэты, окрашенные красным светом предупредительных рун. Тела, прижатые к стенам пластами кровавого льда. Детали расколотого желтого доспеха проплыли среди конечностей и раздробленных костей. Со стен подобно нитям кишок свисали оторванные связки кабелей. Возле замерзших в эмбриональных позах сервиторов парили ленты инфопергамента. Я развернулся и увидел источник света: ослепительно-белое солнце, сияющее сквозь широкую пробоину в корпусе. Я видел сверкающую синюю сферу планеты на фоне усыпанной звездами тьмы. Зрелище между мной и звездным светом приковало взгляд, пока поле зрения не изменилось.

По космосу были разбросаны погибшие боевые корабли. Сотни, их золотые корпуса перекручены и разбиты на части, как разорванные тела. Отогнутые огромные полосы брони открывали вид на паутину помещений и переходов. Корпуса размером с гору были разделены на куски. Я словно смотрел на перемешанные останки бойни.

«Все мои братья погибли», — подумал я, и мне стало холоднее, чем за многие десятилетия. Я вспомнил Элиаса, моего настоящего брата, брата-близнеца, сорвавшегося во тьму с кончиков моих пальцев.

Недостаточно энергии… — звучали предупредительные руны.

Последние воспоминания дополнили общую картину. Я знал, куда мы направлялись: мы все к этому шли. Я смотрел на кладбище и определенно осознал кое-что еще.

Недостаточно энергии…

— Мы не справились, — сказал я тишине.

— … ответьте… — В шлеме прозвучал механический голос, прерываемый помехами. Мне понадобилась секунда, чтобы ответить.

— Это капитан Седьмого легиона Полукс, — сказал я, когда дисплей шлема потускнел.

Слух наполнили взрывы помех. Я чувствовал, как застывает вокруг меня доспех, его системы окончательно истощились. По телу начало распространяться мягкое онемение. Дисплей шлема почернел. Я почувствовал, как что-то ударило в грудь, а затем сомкнулось вокруг меня с металлическим лязгом. В темнице умирающего доспеха я чувствую, что падаю во тьму, падаю слепым и без боли, падаю, как мои братья. Я одинок в темноте и холоде, и всегда буду.

— Ты с нами, брат, — произнес механический шепот. Казалось, он раздавался из ночи, наполненной ледяными снами о мертвых кораблях, мерцающих в свете звезд.

Я знал, что оно перейдет ко мне. Я знал протокол нашего легиона, как и любой другой, но это не лишило меня желания, чтобы все было иначе. Летописцы и итераторы, упоминая о Легионес Астартес, говорят, что мы не ведаем страха, что, кроме решимости и ярости ничто не наполняет наши сердца и разумы. Об Имперских Кулаках они говорят и того больше: что у нас души из камня, что наши эмоции молчат. Правда, как обычно, это то, что не в силах описать слова. Если бы мы ничего не чувствовали, то проиграли в тысячах войн, что вели во имя Императора. Без сомнений, усмиряющих смелость, наши враги могли бы вырезать нас неоднократно. Без ярости мы бы никогда не достигли высот славы. Я не чувствую страха, но внутри меня остается что-то от него, усеченное и увядшее, словно перенастроенное на другое звучание. Там, где человек будет чувствовать страх, я чувствую натяжение другой эмоции, сжатой и вплетенной в мою душу процессом, который создал меня. Иногда это ярость, осторожность или холодный расчет. А иногда это трепет, слабый отголосок истинного страха, утраченного мною. И я почувствовал именно трепет, когда руководство флотом перешло к «Трибуну».

Они проходили мимо меня, входя по одному в помещение из гранита и бронзы. Сотня боевых командиров, готовых к битве. Замысловатые серебряные узоры переплетались на золотисто-желтой поверхности каждого доспеха, а с нагрудников и наплечников мерцала сделанная из гагата эмблема сжатого кулака. Некоторые воины были стариками, их лица покрывали морщины и шрамы; другие выглядели молодыми, хотя это было не так. Вот Пертинакс, смотрящий на меня зелеными аугментическими глазами. Рядом с ним Каззим, который шесть месяцев удерживал башни Велги. Здесь Яго, который сражался во время первого усмирения Луны. Рядом с ними маршалы, мастера осад и сенешали легиона. За их плечами полтысячелетия войн.

Как только все вошли, я шагнул следом и проследовал в центр зала. Адепты Омниссии чинили мой доспех, поэтому я надел шафрановые одежды, перевязанные в поясе кроваво-красным шнуром. Я выше всех своих братьев и даже без доспеха крупнее любого воина в комнате. В помещении было тихо, и моя хромающая поступь разносилась эхом. Я чувствую их взгляды на себе, наблюдающие, выжидательные. Левая рука плотно прижата к боку, старые шрамы от зубов и новые скрыты широким рукавом мантии. Заживающая плоть отзывалась болью в нервных окончаниях. Лицо оставалось бесстрастным.