Кузнец войны Форрикс, стоявший сбоку от упрочненного анатомического стола, на котором сидел Бронн, крепко держал его за предплечье. Хотя и осторожное, это прикосновение вызывало боль, и Бронн высвободился.

У широких дверей апотекариона стоял ничем не примечательный воин, чьи длинные волосы были заплетены в замысловатую косу, перекинутую на правое плечо. Его лицо казалось знакомым, но Бронн никак не мог вспомнить, откуда, — пока не потер болящее место на челюсти.

— Ты ударил меня, — он наконец вспомнил тот сокрушительный удар, который отправил его в нокаут.

— Всегда пожалуйста, — ответил Кадарас Грендель.

— Что? — рявкнул Бронн и поморщился, когда молоты в его голове застучали громче.

— Думаю, в этот раз мы можем обойтись без дисциплинарного взыскания, — сказал Форрикс.

— Он поднял руку на старшего по званию, — возмутился Бронн.

— Вы правда не помните, что там произошло? — спросил этот невыносимый Грендель, широко и нагло ухмыляясь. — Забористую же смесь вам споил Эйдолон.

— Эйдолон? — переспросил Бронн. Память вытолкнула воспоминание, как вода выталкивает на поверхность распухший труп утопленника. — Помню, я что-то курил. А потом пил. Что-то, приготовленное из слез.

— Похоже, легионер Грендель спас тебе жизнь, — сказал Сулака, выдвигая из перчатки-нартециума шприц для подкожных инъекций.

Бронн почувствовал легкий укол в плечо, а затем — волну тепла, распространявшегося от места укола. Почти сразу мысли прояснились, головная боль стала уменьшаться. Благодаря химической стимуляции восстановительные механизмы его тела заработали в полную силу: кожа покраснела и покрылась густым потом, который выводил токсины.

— Я не понимаю, — признался он.

— Кажется, как и все мы. — Форрикс обошел вокруг стола и встал перед Бронном, придирчиво осматривая его, словно решая, что будет правильнее — поздравить его с возвращением в легион или заковать в кандалы. — Не знаю, что они пытались с тобой сделать, Камнерожденный, но, думаю, Грендель помешал тебе стать одним из них.

Встреча в «Ла Фениче» практически полностью стерлась из памяти Бронна, но одна мысль о том, в чем он мог там участвовать, вызывала в нем отвращение. Он с трудом подавил приступ тошноты и вцепился в край стола, силясь удержать содержимое желудка на месте.

— В Детях Императора завелась какая-то гниль, — сказал Форрикс. — Мы все поняли это, как только увидели карнавалию Фулгрима на Гидре Кордатус, но все оказалось гораздо хуже.

— Что вы имеете в виду? — спросил Сулака.

— То, что слухи, доходившие до нас, оказались больше, чем слухами, — сказал Пертурабо и, пригнув голову, вошел в апотекарион; три робота из Железного Круга последовали за ним.

В зале и так было тесно; с появлением в нем примарха и трех телохранителей апотекарион начал вызывать клаустрофобию.

— Слухи, повелитель? — переспросил Фулл Бронн. — Какие слухи?

— Те, что зародились после Исствана-V, — ответил Пертурабо, — невероятные россказни об оргиях, что проводились в честь старых богов и демонов. О волшебстве и жертвоприношениях.

— Но это же только слухи, да? — спросил Форрикс, у которого такие предположения вызвали негодование. — Мы же не станем всерьез говорить, что в варпе и правда существуют какие-то древние силы. Что бы ни происходило с Детьми Императора, это помешательство, одержимость совершенством, подогреваемая Фениксийцем. Но не более того.

Пертурабо ответил не сразу:

— Я пытался отрицать это, пытался найти объяснение, списать все на помутнение рассудка, но мы видели, во что превратился III легион, и слышали рассказ Кадараса Гренделя о событиях на «Гордости Императора». Нет сомнений: Фулгрим верит, что действительно служит демоническим богам.

— Богам? — Бронн не хотел допускать такой мысли, но, произнеся ее вслух, почувствовал, что в ней есть правда. — Волшебство и демонические силы?

— Звучит безумно, согласен, но если Фулгрим и его легион действительно в это верят, нам придется считаться с их убеждениями.

— Я помню… чудовищ, — сказал Бронн. — Эйдолон называл их тератами, сказал, что они — пасынки апотекария Фабия.

— Фабий создает новые формы жизни? — спросил Сулака. — На что они похожи?

— Жуткие создания, чудовищная смесь хирургических уродств и генетических отклонений.

Бронн сглотнул отвратительную горечь: в памяти всплыло воспоминание об этих безобразных рабах, об их извращенном уродстве. Ужасный опыт, который оставила после себя вакханалия III легиона, вызывал неотступную физическую боль, и Бронн обратился за утешением к догматам Железных Воинов: