К битве с воинами, которых он до сих пор считал братьями.

После его неудавшегося возмездия над Фабием помешанные рабы-сервиторы бросили его в одну из мрачных комнат с железными стенами, к группе хнычущих, дурно пахнущих монстров. Он думал, что они нападут, бросятся на него со своими анатомически невозможными конечностями-клинками и разорвут на части.

Но они приняли его как своего.

И только тогда он понял, что эти чудовища раньше были легионерами, как и он. Неважно, к какому легиону они принадлежали раньше, — теперь это были отвратительные монстры, истекающие слюной, с полными клыков пастями и зазубренными когтями. Уроды, полученные в результате операций и мутаций, изверги, терявшие последние остатки человечности.

И только тогда он увидел, как испортили и извратили его собственное тело.

Раздувшееся до неузнаваемости, приобретшее странный цвет из-за мерзостных ядов и биопрепаратов, что ему вводили, оно превратилось в насмешку над совершенством, которое когда-то гордо воплощало. Он увидел, что мускулы его взбухли, кожа стала твердой, а разросшиеся кости выступили из всех сочленений.

Монстры не атаковали его, потому что он был одним из них.

Их держали взаперти, как экзотических животных в зверинце, и кормили питательной смесью; Кассандр был, судя по всему, единственным, кто понимал, что в нее подмешивали гормоны роста и гены-триггеры, увеличивавшие агрессию и силу. После каждой кормежки неизменно начинались кровопролитные драки, и Кассандру не раз приходилось защищать участок пола, на котором он, свернувшись, спал.

Он не трогал смесь, хотя желудок и противился воздержанию. Перекованный организм требовал питания, и Кассандр чувствовал, что тело начинает пожирать само себя. Это его радовало. Это означало, что конец его страданий близок.

Он умрет, и этот кошмар закончится.

Потом он вспомнил собственные слова, сказанные Наварре, и кредо Кулаков — принципы Рогала Дорна, сидящие в его голове так крепко, словно их вбил туда кулак самого Императора.

Решимость, уверенность и стойкость.

Честь, долг и способность вынести все.

Кассандр ел понемногу, принимая не больше, чем было нужно для поддержания сил и борьбы с внезапными позывами причинить окружающим вред. Его настроение резко менялось, и он напрягал последние остатки душевных сил, пытаясь не утратить то, что составляло его сущность, что делало из него воина Легионес Астартес и гордого сына Рогала Дорна.

В этом сумеречном мире первобытной жестокости время имело еще меньшее значение, но однажды наступил момент, когда переборочные двери распахнулись и их согнали в электрифицированный коридор, ведший в горячую железную трубу, которая вскоре загремела и затряслась, словно ею выстрелили из артиллерийского орудия.

Громовое столкновение, резкое торможение. Последовательно выпущенные струи перегретого воздуха заставили их, воющих и охваченных яростью, столпиться в передней части трубы. Установленные в потолке распылители наполнили воздух химстимулянтами, от которых у Кассандра пошла кровь из глаз, а пульс участился, отвечая барабанящему грохоту в груди. Теперь оба его сердца бились. Голова кружилась, насыщенная кислородом смесь в измененной кровеносной системе заставляла пошатываться от страха и гнева. Под влиянием этих мощных, ярких эмоций усилители адреналиновой секреции и стимуляторы агрессии заставили его мышцы, и так пугающе огромные, раздуться еще сильнее.

Дверь, удерживавшая их внутри, поднялась, и железную трубу, в которой их заперли, заполнил яркий свет. Толпа воющих монстров, безумных и движимых алхимической яростью, бросилась наружу. Воины в черных доспехах, стоявшие впереди, открыли огонь из крупнокалиберных орудий, скосив первых монстров, вырвавшихся из заточения. Запах крови и внутренностей заполнил едва пробудившееся сознание Кассандра стремлением сорвать плоть с их костей.

Он боролся с порывом, но его несло на воинов в черном вопреки собственному нежеланию к ним приближаться. Он знал, что должен вспомнить их. Он знал, что они не были его врагами, что они были братьями, но мозг говорил одно, а тело требовало другого. Кассандр смотрел, как его чудовищные товарищи убивали взмахами когтистых лап или ядовитой, желчной рвотой.

Это была не боевая операция легиона, а безумная резня. Вокруг Кассандра болтерные выстрелы собирали с монстров кровавую дань, выдирая из них куски плоти или выбивая из спин фонтаны зловонной крови. Он пытался вырваться из убийственного вихря, но против воли оказался перед воином в мерцающей черной броне, с кулаком из светлой, серебристой стали. Кассандр вскинул руки, подавляя желание оторвать этому воину голову.

— Железнорукий! — прокричал он. — Я легионер!

Нижняя челюсть, изменившая форму из-за генетических преобразований, исковеркала его слова, но даже если воин понял его, вида он не подал. Он выстрелил из болтера, и Кассандр покачнулся, когда снаряд ударил его прямо в центр груди. Боль была невероятной, но снаряд, вместо того чтобы взорвать его изнутри, отскочил от недавно окостеневшего панциря.

Кассандр взревел и вырвал болтер из железной хватки космического десантника. Он переломил оружие надвое, отбросил в сторону сломанные половинки и прыгнул на безоружного воина. Шлем раскололся от первого удара, вторым его оторвало от латного воротника. Сжатые газы зашипели под открывшимся лицом, состоявшим наполовину из металла, наполовину из плоти.

Выражение ненависти на лице противника остановило яростный порыв Кассандра.

В руке десантника вдруг оказался длинный боевой нож. Воин ударил Кассандра в бок, и кончик, скользнув по костяному щиту, нашел уязвимое место и проткнул одно из легких. На лицо Железнорукого брызнула кровь. Кассандр опустил руку, схватил воина за горло и вырвал его, раздирая блестящие трубки и брызгая артериальной кровью. Используя последние остатки жизненных сил, космический десантник еще дважды вонзил в Кассандра нож, но в ударах не было силы. Клинок выскользнул из руки, и жизнь ушла из воина.