Я оборачиваюсь, ожидая очередной ложной тревоги, но, как и цикатриций, замечаю движущуюся тень. Камни не двигаются.

Прежде чем я успеваю остановить Эванза, тот выпускает из своей фузеи несколько лазерных зарядов. Выстрелы озаряют проход колеблющимся свечением, и на шероховатых стенах появляются новые мимолетные тени.

Нечто отступает.

Ободренный точностью прицеливания солдат, разом забывший про страх, одержимый подпитываемой напряжением яростью, с ревом несется в направлении выстрелов.

— Стоять! — кричу я, но Эванз уже скрывается во мраке. — Держать позиции! — рявкаю я оставшимся членам группы, а затем направляюсь следом за ним.

Вскоре я его догоняю, уверенно шагая бронированными ногами по неровному проходу. Я обнаруживаю цикатриция на несимметричном перекрестке, которого не помню. На Эванзе нет шлема. Он молод, но его плоть покрыта рубцами от солнца и морщинами от возраста и переживаний. Солдат безвольно держит ружье сбоку от себя, грудь под нагрудником из пластоволокна вздымается и опадает. Он смотрит пустыми глазами, но во всех коридорах лишь жутковатый мрак.

Эванз застывает, когда я отодвигаю его в сторону. Я изучаю каменистые изгибы туннелей, переключая оптические спектры. Ничего.

— Возвращайся к группе, — приказываю я. Эванз стоит на месте, парализованный пустой тьмой. — Сейчас же! — рычу я.

Подавленный солдат разворачивается и плетется к товарищам из Цикатрикса. Я напоследок обвожу перекресток долгим взглядом.

— Я здесь, — провозглашаю я в темноту, и голос разносится дальше, чем я ожидал. — Когда устанете от своей трусости и игр в тенях, я здесь.

Вернувшись к группе, я заменяю в арьергарде Эванза на одного из резервистов Тарксиса и приказываю брату Форнаксу двигаться дальше.

Вскоре мы обнаруживаем сержанта Гродина. Цикатриций похож на кристаллический скальный выступ — он прислонился спиной к стене коридора, шлем обращен в одну сторону туннеля, а фузея нацелена в другую. Мне мало известно о работе художников и летописцев, но сержант кажется мне скульптурным образцом паники и замешательства.

Кроме того, мы находим солдата, которого он искал. Боец 55-го Восферского прячется в маленьком гроте. Пехотинец прижимает шлем к нагруднику и испуганно выглядывает в туннель из-за угла скалы. На покрытом шрамами лице до сих пор выражение ужаса при виде кошмара, который, должно быть, там увидел. Он застыл в виде затвердевшей тени, которая дымится и испаряется в свете наших фонарей.

— Пелион, — зовет Форнакс.

Бывший библиарий обнаружил брата Десенора. Тот мог бы сойти за статую с любого из приведенных к согласию миров или же монумент, изображающий благородные и героические деяния XIII Легиона, какие встречаются по всем Пятистам Мирам. Десенор заслужил подобное уже одним своим смертоносным служением на полях Комеша. Болтер прижат к наплечнику, оптика шлема находится вровень со средним прицелом оружия, и кажется, что Ультрадесантник все еще готов открыть огонь. Я осматриваю его перчатку. Палец полностью согнут. Спуск нажат. Десенор окаменел в тот миг, когда оружие могло его спасти.

Я чувствую, как с губ срывается неуклюжее и незамысловатое проклятие. Голос становится напряженным.

— Форнакс, библиариуму ведь явно есть что сказать о таких противоестественных вещах?

— Брат, официально библиариум теперь мало что может сказать по какому бы то ни было поводу, — бесстрастно отзывает Форнакс.

— А неофициально?

Форнакс колеблется.

— Бывшие Вестники явно развили свой интерес к колдовству, — говорит он. — Они вызывают с имматериального уровня иномировые силы, которые усиливают их и без того значительные способности.

— Дары вроде твоего, — замечаю я.

— Нет, брат, — осторожно продолжает Форнакс. — Магия и суеверные девиации. Помощь в виде оскверненных артефактов и сделок с иным миром.

— Могли ли подобные извращения повлечь за собой эти темные деяния?

— Да, брат.

— И какое оружие мы можем противопоставить такой аномалии? — интересуюсь я.

— Как и всегда, мои клинок и болтер в твоем распоряжении.

Я смотрю на него, и он отвечает тем же. Ионе Додона глядит на меня с некоторым беспокойством.

— Я пойду впереди, — говорю я ему, проталкиваясь мимо. В тесноте туннеля наши наплечники скребут друг о друга, и я уверен, что брат чувствует мое раздражение. Для этого не нужно принадлежать к ведьмовскому роду.

Выставив перед собой меч и щит, я двигаюсь от одного скального угла к другому, осматриваясь при помощи прожектора и оптики. Свет уходит в туннели и каменистые закрученные проходы, а я ощущаю, как мои мысли отравляет сомнение. Желание вступить в бой с врагом слышно по давящим гальку экономным шагам, плавной аккуратности отработанных перемещений и выбора позиции. По поскрипыванию перчатки, сжимающей оружие. Мышцы и гидравлика доспеха готовы нанести удар.