Смирнов и сам чувствовал себя неважно.

— А сейчас состоится причастие! — понизив голос, объявил Валентин. — Мы примем дар нашего господина, который приоткроет для нас врата между мирами, и мы сможем ощутить присутствие ада здесь!

По часовне пробежал приглушенный ропот.

— О! — восхищенно простонала Марго. Она подобралась, движения у нее стали какие-то дерганые.

Судя по всему, сообщение было волнительным. Люди перешептывались, кивая и нетерпеливо поглядывая на магистра.

Вышел Феофанов с черной шкатулкой в руках.

— Это сломит ваш скептицизм! — зловеще пообещала полицейским Марго. Она сидела как на иголках.

— Что это? — спросил Жериков, пихнув Смирнова локтем в бок.

— «Вино Шаббата»!

— Надеюсь, не какая-нибудь гадость из экскрементов и так далее?

Марго лишь смерила его полным презрения взглядом.

Смирнов понял, что речь идет о подделке, которую Феофанову дали в полиции вместо изъятого у него наркотика. Многие присутствующие, похоже, принимали «Вино Шаббата» раньше, а другим только предстояло его попробовать.

Феофанов открыл шкатулку и обвел глазами часовню. Он встретился взглядом с полицейскими и тут же отвернулся. Валентин тем временем вытащил одну из склянок и продемонстрировал «пастве». Затем он выкрикнул имя одного из присутствующих, и к нему поспешил толстый, коротконогий мужчина с блестящей от пота лысиной. Обвисшие щеки делали его похожим на отъевшегося бульдога.

— Сим посвящаю тебя сатане! — объявил Валентин и вручил ему пузырек.

Тот откупорил его и жадно опрокинул содержимое в рот. Затем поклонился алтарю, поцеловал руку магистру и вернулся на свое место.

Следом вызвали женщину лет сорока, крашеную блондинку с растрепавшимися и слипшимися от пота во время церемонии волосами.

Так продолжалось минут десять. Полицейских не вызывали — очевидно, им, как неофитам, «Вино Шаббата» еще не полагалось.

— Мне нужно выйти! — сказал вдруг Жериков Марго. — Срочно!

Она взглянула на него с пониманием, но никакого сочувствия в ее глазах не было.

— Пошли. — Марго поднялась. — Я тебя выведу.

Смирнов проводил удаляющегося коллегу непонимающим взглядом. Что случилось? Жерикову действительно стало дурно или это какая-то уловка? Тем не менее пойти с ними он не мог. Пришлось повернуться и наблюдать за представлением дальше.

Валентин взял из рук служки очередную книгу, куда тоньше «Гоэтии».

— А теперь, — провозгласил он, — мы примем наших неофитов.

Он нашел глазами Смирнова, на лице его на миг отразилось недоумение: магистр ожидал увидеть двоих.

— Они прочтут отречение от Господа, принесут клятву верности сатане, — продолжил Валентин, глядя на Смирнова. — А затем все мы восславим нашего учителя!

Следователь тем временем разглядывал присутствующих. Интересно, подумал он, через какое время должен был бы подействовать наркотик, будь он настоящим? Когда люди почувствуют неладное? Тут он заметил, что на него поглядывают, а какой-то служка делает ему знаки. Наверное, пора было выходить.

Смирнов поднялся и нехотя направился к алтарю. Неужели Жериков предвидел это и просто нашел повод смыться и избежать отречения? Мог бы взять его с собой. Не разыграть ли какой-нибудь приступ?

Валентин вручил Смирнову раскрытую книгу. Она оказалась самодельной: была распечатана на принтере и довольно качественно переплетена.

— Готов ли ты принести клятву верности? — спросил магистр, глядя следователю в глаза.

— Сатане? — уточнил Смирнов исключительно для того, чтобы потянуть время. Хотя и сам не знал зачем.

— Да, нашему господину, — важно кивнул Валентин.

— Что для этого нужно сделать? — Смирнов опять попытался потянуть время.

— Для начала необходимо прочитать обращение к Богу. — Валентин указал на текст в книге, которую держал следователь.

Смирнов быстро пробежал его глазами:

Я (имя) глашу об отречении,

Отрекаюсь от бога Иеговы,

От Иисуса Христа, от Девы Марии,

От Духа Святого, от них исходящего,

От всякого святого христианского места, от места своего среди рая,

От всякой христианской мысли и деяния, от милостыни и прощения Господа Бога.

И пусть никогда не ступлю я на дорогу к спасению Христом,

Богом данную, и душа моя для Господа навсегда исчезнет,

И не услышит он более голоса моего.

Да будет так во веки веков,

Ибо на сие воля моя.