Шрифт:
– Ага, – подтвердил Дейв, – а вон Тимберлайн-Лодж, где снимали «Сияние».
Бедекер промычал в ответ что-то невразумительное.
– Ты не видел фильм? – раздался в наушниках недоверчивый голос Дейва.
– Нет.
– А книгу читал?
– Тоже нет.
– Вообще не читал Стивена Кинга?
– Нет.
– Господи, Ричард, с твоим-то багажом не знать современных классиков! Стенли Кубрика хоть помнишь?
– Его забудешь! – фыркнул Бедекер. – Ты же в Хьюстоне пять раз таскал меня на «Космическую одиссею».
Он ни грамма не преувеличил. Малдорф так впечатлился фильмом, что заставлял всю команду поочередно ходить с ним на сеансы. Перед самым полетом он всерьез вознамерился взять с собой сувенирный черный монолит только затем, чтобы якобы «откопать» его в лунной пыли. Монолиты, увы, оказались в дефиците, и Дейв утешался лишь тем, что центр управления будил астронавтов начальными аккордами «Так говорил Заратустра». Первое время Бедекеру даже нравилось.
– «Одиссея» – это шедевр, – авторитетно заявил Дейв, беря вправо и сбрасывая высоту. Внизу у горного озерца сгрудились палатки и трейлеры, полуденное солнце отражалось от подернутых рябью вод. Потом все исчезло, показался сосновый бор в потускневшем осеннем уборе, на юге и востоке виднелись пологие коричневые холмы. «Хьюи» летел на стабильных пяти тысячах, через орошаемые поля к пустынному плоскогорью. Дейв обменялся парой слов с авиадиспетчером, пошутил с кем-то из частного аэропорта к югу от Мопина и переключился на внутреннюю связь.
– Видишь реку?
– Ага.
– Это Джон-Дей. «Учитель» Скотта прикупил городишко к юго-западу отсюда. Тот самый, где пару лет назад отметился этот секс-гуру Раджниш.
Бедекер глянул на карту и кивнул. Потом расстегнул пуховик, налил кофе из термоса и протянул стаканчик Дейву.
– Спасибо. Кстати, порулить не желаешь?
– Не особо.
Дейв засмеялся.
– Ох, не любишь ты, Ричард, вертолеты.
– Не особо.
– В толк не возьму, с чего. Ты же летал на всем, что летает, включая все эти «кузнечики» с вертикальным взлетом, которые угробили столько народу. Откуда такая нелюбовь к вертолетам?
– В смысле, тебе мало того, что это самое опасное, ненадежное дерьмо, готовое в любой момент впечататься носом в землю? Назвать другую причину?
– Именно! – хохотал Дейв. – Назови другую.
Они снизились до трех тысяч футов, потом до двух. Впереди по высохшей равнине лениво брело стадо коров, сверкая на солнце золотистыми и шоколадными боками.
– Слушай, – начал Дейв, – помнишь ту пресс-конференцию, перед «Аполлоном-11», когда выступали Нил, Базз Олдрин и Майк Коллинз?
– Какую из них? – нахмурился Бедекер.
– Перед самым запуском.
– Смутно припоминаю.
– Армстронг тогда взбесил меня до крайности.
– Да, и почему?
– Журналист, ныне покойный, как бишь его… Фрэнк Макги спросил что-то про сны, и Армстронг сказал, что с детства его преследует один и тот же.
– Ну и?
– Во сне Нил, задержав дыхание, мог воспарить над землей. Помнишь такое?
– Нет.
– Короче, суть в том, что он задерживал дыхание и парил, не летел, а зависал в воздухе.
Бедекер допил кофе и отправил пластиковый стаканчик в мусорный пакет за сиденьем.
– И что тебя так взбесило?
Дейв обернулся, непроницаемые солнечные очки скрывали взгляд.
– Это мой сон.
«Хьюи» наклонился и стал снижаться. Вскоре до земли оставалось каких-то три сотни футов – куда меньше, чем разрешается по регламенту. Внизу мелькали заросли полыни и карликовые сосны, добавляя ощущения скорости. На отшибе стоял ветхий домик с ржавой жестяной крышей и покосившимся сараем. Единственной дорогой служили две проторенные борозды, тянущиеся от крыльца до самого горизонта. Рядом с развалюхой красовалась новенькая спутниковая «тарелка».
Бедекер снова включил внутреннюю связь. На его сиденье нужной кнопки не было, приходилось каждый раз тянуться к ручке управления.
– Том Гэвин рассказывал, ты приболел прошлой осенью.
Покосившись влево, Дейв снова уставился на землю, проносившуюся со скоростью ста миль в час. Потом кивнул.
– Было дело. Сперва грешил на простуду – температура, гланды воспалились, все как положено. Но врач из Вашингтона поставил лимфому Ходжкина. Я раньше и не знал, что такая болячка есть.
– Это серьезно?
– Всего четыре стадии. Первая – пьешь аспирин и шлешь по почте сорок баксов. Четвертая – уже ГБТ.
Расшифровку можно было не спрашивать. За долгие часы тренировок Бедекер слыхал эту аббревиатуру от Дейва множество раз, когда на тренажере отрабатывалась очередная аварийная ситуация. ГБТ означало «готовьте белые тапочки».
– У меня была третья, – продолжал Дейв. – Благо вовремя распознали. Выписали таблетки, назначили пару сеансов химиотерапии. Как рукой сняло. Сейчас все просто замечательно, даже прошел летную медкомиссию три недели назад. – Он криво усмехнулся и кивнул на едва заметный городок к северу. – Вот и Кондон. Следующая остановка – Лоунрок. Место будущего Западного Белого дома.