Мотор загудел, лопасти набирали разгон, кашлянув, взревели турбины.

– Следующая остановка Стоунхендж, – раздался в наушниках приглушенный голос Дейва.

– В смысле? – растерялся Бедекер.

– В прямом. Сиди и смотри, амиго. Кстати, глянь – у меня очки ровно сидят?

Бедекер повернулся и обомлел: лицо под огромными инфракрасными очками и шлемом не принадлежало Дейву. В нем вообще не было ничего человеческого. В красных отблесках приборов выделялись гигантские пузыри глаз на толстых мясистых стебельках, широкий жабий рот и скошенный подбородок. Дряблая, в складку, шея напоминала престарелую индюшачью тушку.

– Ровно, – сообщил наконец Бедекер.

– Благодарю.

Через три минуты они уже парили на двух с половиной тысячах футов над Лоунроком. Внизу сиротливо горели редкие огни.

– Даже не оценил моего адмирала Акбара [3] , – насупился Дейв.

– Обижаешь, амиго! – хохотнул Бедекер. – По мне, так это лучшая маска адмирала из всех, что я видел за последний месяц. А это зачем?

Дейв методично включал и выключал взлетно-посадочные фары, озаряя светом нижний иллюминатор.

– Шлю внеземной привет и поздравления миссис Каллахан, – пояснил Дейв. – Пусть думает, что миссия выполнена, и спокойно ложится спать. – Он потушил фары и с креном развернулся на триста шестьдесят градусов.

На высоте пять тысяч футов они миновали Кондон. Внизу Бедекер различил пустую, ярко освещенную эстраду в маленьком парке, главную улицу, застывшую в свете ртутных ламп, темные переулки с редкими проблесками фонарей сквозь кроны деревьев. Кругом не было ни души. Определенно, американские глубинки куда адекватнее больших городов – ночью здесь положено спать.

– Поставь, будь другом, – Дейв протянул ему кассету с ярлычком «Жан-Мишель Жарр». Бедекер невольно вспомнил музыкальное сопровождение в командном модуле. Астронавты тогда взяли по три кассеты. Том Гэвин выбрал сборники кантри-песен и хиты Барри Манилоу, Бедекер – Баха, Брубека и джаз-банд «Презервейшн-холл». Дейв, как всегда, отличился, притащив просто невероятную хрень – «Звуки природы» с китовыми песнями, «Икара» в исполнении группы Пола Уинтера «Консорт», «Бич-Бойз», японскую флейту с индийским ситаром и ритуальные напевы масаев.

– Что на сей раз? – спросил Бедекер, вставляя кассету.

Дейв нажал кнопку и, поблескивая окулярами, радостно возвестил:

– ГБТ!

С первыми аккордами «Хьюи» пошел в штопор. На месте Бедекера удерживали только ремни. Похожие ощущения он испытывал на американских горках в чикагском луна-парке, когда вагонетка преодолевала крутой подъем и на бешеной скорости устремлялась вниз. Правда, сейчас высота была пять тысяч футов, и никаких рельсов впереди, обещающих спасительный подъем – только залитые лунным светом холмы далеко внизу, черные пятна леса, река и скалы.

Бедекер отпустил свою ручку управления и рычаг «шаг-газ», убрал ногу с педалей, лишь усиливая иллюзию неконтролируемого полета. Холмы стремительно приближались. Не сбавляя скорости, «Хьюи» преодолел нулевой порог, но в последний момент выровнялся и полетел над холмами и скалами. В левом окне мелькал лунный свет. На стороне Дейва ложились длинные тени. Очутившись в каньоне, рычаг «шаг-газ», болтавшийся у Бедекера между ног, вдруг выпрямился. По бокам вырастали деревья, в пятнадцати футах внизу поблескивала река. На ста двадцати пяти узлах вертолет круто повернул на излучине, выпрямился и снова накренился, взметнув лопастями фонтанчик воды.

Музыка сливалась с пейзажем, калейдоскопом мелькавшим перед глазами. Электронная, внеземная, она звучала с упрямым тяжелым ритмом, словно исходя из самих турбин. Этому ритму подчинялись и отголоски лазерного эхо, и порывы электронного ветра, и шум прибоя на каменистом берегу.

Вертолет резко взял вправо, устремляясь в ущелье и снова едва не касаясь лопастями воды. Бедекера вдавило в кресло. Откажи сейчас двигатель, при такой высоте и тесноте у них нет шанса спастись. Вдобавок, попадись на пути высоковольтный кабель или труба, не будет времени на маневр. Бедекер покосился на Дейва. Тот спокойно сидел за штурвалом, почти небрежно переключая рычаг, и всем видом показывал, что никакие трубы и кабели им не грозят, что каждый сантиметр каньона излетан вдоль и поперек, при свете и в темноте. Бедекер расслабился и стал наслаждаться полетом, прислушиваясь к музыке.

Ему вспомнился другой полет.

Они летели вперед ногами, обратив лица вверх к полусфере Земли. Двигатели лунного модуля выбрасывали длинный, на двести шестьдесят миль, тормозной импульс. Намертво затянутые ремнями в своих громоздких скафандрах, правда, без перчаток и шлема, астронавты чувствовали подошвами сапог ритмичные удары, словно биение волн в борта лодки. Слева стоял Дейв, держа правую руку на рычаге системы управления, а левую – над преобразователем тяги. Бедекер следил за показаниями шестисот датчиков и индикаторов, сообщал данные в центр сквозь двести девятнадцать тысяч миль пустоты, наполненной треском помех, и пытался предупредить все капризы перегруженного навигационного компьютера. В восьми тысячах миль над Луной модуль перевернулся, вернув астронавтов в привычное вертикальное положение, и продолжил снижение, четко следуя траектории, как метко пущенная стрела. Поддавшись порыву, они с Дейвом на целых пять секунд забыли о приборах, глядя сквозь треугольные иллюминаторы на сверкающие вершины, мрачные каньоны и залитые земным светом подножия лунных гор.