Шрифт:
– Куда ты едешь?
– Прости – не могу сказать. Надеюсь лишь, что это ненадолго. – Элиас взял руки девушки в свои, любуясь ее лицом и уложенными в причудливую прическу смоляными косами. – Какая же ты красавица!
За эти слова получил по поцелую в щеки. Марта улыбалась, думая: «Он добрый и нежный. Он любит меня. Он должен быть счастлив, и тут я должна постараться»...
20
По Восточному тракту, вдоль полей, занесенных снегом, во весь опор скакал всадник. Его огромный вороной жеребец храпел и вскидывал головой, отбрасывая могучими копытами комья земли. От разгоряченных лоснящихся боков валил пар. Всадник, укутанный в плащ из серебристых волчьих шкур, казался ребенком на этом скакуне-демоне, но было видно, что рука его тверда и легко управляет лошадью.
Он ехал по землям покойного Эдвара Бейза и остановился у сгоревшей усадьбы, где его жеребца взял под уздцы вышедший из развалин человек.
– Привет, Элиас, – сказал Фредерик, опуская шарф, закрывавший лицо до самых глаз. – Что скажешь?
Элиас, снял меховую шапку, поклонился и произнес:
– Надо бы спешиться и отдохнуть – судя по всему, ты скакал без передышки.
– Ничего, Крошка отличный конь – под стать мне. – Фредерик усмехнулся и потрепал вороного, что нетерпеливо крутился на месте, по крутой шее. – Ну где ты ее видел? – В его голосе было нетерпение.
– Не я видел. Крестьяне из соседней деревни заметили позавчера одинокого всадника, – отвечал Элиас. – Я проверил – она ночевала здесь, в развалинах поместья, вон там и кострище есть... Я как узнал – сразу послал тебе голубем письмо.
– Откуда ты взял, что это была она?
Элиас, улыбаясь, протянул ему несколько огненно-рыжих волос.
– Вот. Она причесывалась, а волосы из расчески бросила в снег.
Фредерик кивнул:
– Ты меня приятно удивляешь, братец. И где она теперь?
– Уехала.
– Черт, я и сам вижу, что здесь ее нет. Куда?!
– Вроде дальше на восток.
– Вроде или точно?! – Тут голос Фредерика стал раздраженным. – Черт дери! Я бросил свое Королевство и три дня не слазил с седла, чтоб услышать твое «вроде»?! Почему сам не разобрался?!
Он пришпорил Крошку, и тот вынес его из черных развалин поместья на заснеженный пустырь. Элиас побежал следом.
Фредерик пристально смотрел на восток, припоминая местность.
– Там за лесом – река Лилина, широкая и глубокая. Эта дорога ведет на маленький рыбацкий хутор, а за речкой – приграничные поля, а дальше – Царство Броков... Неужели она решила податься туда?
– Что ей делать у соседей?
На это Фредерик не ответил. Он ударил Крошку пятками в бока, и тот, заржав, вновь сорвался с места, чтоб нести всадника к лесу. Элиас поспешно сел на своего серого и поскакал за Королем.
– Черт! – вновь услыхал юноша. – Следы снегом занесло – ничего не разобрать!
«Зачастил он чертыхаться», – подумал Элиас.
Лес пересекли за какие-то полчаса, но лошадь юного гвардейца была отдохнувшей и сытой, а вот вороной Фредерика покрылся пеной, что вылетала из его раздувавшихся ноздрей, и храпел.
Перед ними раскинулось серое широкое полотно реки. Другой берег был еле виден – он почти сливался с низкими свинцовыми тучами на горизонте. Фредерик без лишних разговоров указал рукой на маленькую лодку, что скользила по волнам где-то на середине реки:
– Она! Это она – я знаю.
Он сделал глубокий вдох, еще один и еще. Элиас припомнил истории про то, что Судьи владеют секретом голоса, способного разноситься на милю вокруг, и подумал, что сейчас посчастливится это услышать.
– Ко-ора-а! – Такого вопля здешняя местность еще не слыхала.
Его услыхали – в лодке подхватилась, взметнулась тонкая фигура, и ветер внезапно растрепал огненные волосы, которые теперь и Элиас увидел.
– Вернись! Кора!
Фредерик в отчаянии сбросил плащ, начал лихорадочно расстегивать куртку и пояс.
– Ты с ума сошел! – воскликнул Элиас. – Вода ледяная!
– Ты лед видишь? Нет. Значит, вполне можно плыть, – отвечал Фредерик.
Он уже сбросил и рубашку, и сапоги, оставшись в одних штанах. Кожа его тут же стала «гусиной». Элиас загородил Фредерику дорогу:
– Нет! Твоя жизнь принадлежит теперь всему государству!
– Прочь! – С таким возгласом молодой человек просто отшвырнул гвардейца и кинулся в серую воду.
Плавать он умел не хуже рыбы. Но в январской воде плавать пока не приходилось. Холод сперва обжег тело, потом постепенно начал вытягивать тепло, сковывая движения. «Гребок, еще гребок», – командовал сам себе Фредерик, заставляя руки и ноги работать как механизм, в постоянном ритме. Перед собой он видел лишь корму лодки, которая понемногу, но приближалась, метр за метром.