Шрифт:
— Я даже не пробовал ни разу, — сказал Борька.
Отец смотрел на него.
И опять его ужасно потянуло к отцу… Вдруг дело представилось ему словно давно решённое. А что? Правда! Взять и поехать! Можно же с отцом немного пожить?.. В Сибири.
Неожиданно для себя он испугался одной вещи. Не верил, конечно, что это может быть, но всё-таки испугался. Как бы про запас. И спросил:
— А у тебя есть там… — он запнулся, — жена? — Как-то нелепо было выговаривать это слово, потому что жена — это мама.
Но отец, вместо того чтобы рассмеяться в ответ, сказал:
— Да, есть.
Несколько секунд Борька осваивался с этим ответом.
— И… дети?
— Нет. — Они встретились взглядами. — У меня только ты.
«А у меня только ты!» — хотелось крикнуть Борьке. Но это было бы неправдой. И он промолчал.
Отец подождал, что он скажет. Скажет он что-нибудь или нет?.. Потом медленно стал собираться: уложил стаканчики, термос, бросил мятую газету на угли костра, и газета вспыхнула. А сам всё ждал. Но что же Борька мог сказать ему?
Чёрный клок газетного пепла вспорхнул над поляной, полетел невесомо, лавируя меж темнеющих еловых вершин, и потом пропал. Отец накрепко, хотя совсем того не требовалось, завязал рюкзак, поднялся:
— Ну, айда, сын. А то как бы поздно не было.
Они надели скрипучие лыжи, стали палками обрушивать снежный колодец. Зашипело, едко запахло дымом.
— Невесёлое зрелище, а? — сказал отец.
Скоро уже ничего не осталось от их привала. И тот, кто оказался бы здесь завтра, наверное, мог подумать, что просто проезжали по этой поляне двое лыжников, потоптались зачем-то минутку и поехали дальше.
И они действительно поехали дальше — по лесу, потом по открытому полю. Стало холоднее, но всё-таки не холодно — такой уж чудесный день сегодня выдался.
Борька ехал по блестящей на зелёном закате лыжне и думал о том, что вот у него есть мама и есть отец. Наверное, они уже никогда не помирятся. А он, Борька, всегда — всегда-всегда! — будет между ними, то больше с мамой, то больше с отцом. И это его, Борькино, и тут уж ничего не переделаешь…
Но конечно, Борька ещё не умел сказать себе всего этого так ясно. Пока в его сердце просто сидели в обнимку, как две сестры, радость и тоска. Он шёл по лыжне вслед за своим отцом, и дышалось ему глубоко.
Темнеющее небо, лес, мглистое белое поле впереди.
История шестая. Никаких проблем
«Горелов — сочинитель детективчиков, Соколов — любитель командовать, Цалова — великая фигурёшница… Правильно: это всё чушь собачья. Но всё-таки кто же такой я?»
…Всю свою жизнь Серёжа Петров знал наперёд: окончит шестой класс, потом седьмой, восьмой, потом окончит школу и поступит в институт — строительный, электронный или ещё в какой-нибудь. Но обязательно, чтобы стать инженером. И потом будет работать, как его отец (он тоже инженер) и как его мать (она тоже инженер)… Этого ему не хотелось. Вообще он не знал, чего хотелось ему. «Вот станешь инженером — получится уже определённая династия!» Это отец его так говорит.
«Но неужели же я родился на свет, чтобы обязательно становиться инженером?»
Серёжа даже пожал плечами. И тотчас испугался: не заметил ли кто? Ведь глупо — стоит человек посреди класса и пожимает плечами. Серёжа скосил глаза налево, направо. Нет, не заметили. Как всегда, на него никто не обращал внимания.
Впрочем, сейчас, может, это было и вполне естественно. Шестой «В» только что вернулся с лыж, со счастливой зимней физкультуры. Все были дома, то есть у себя за партами. Расположились кто как хотел, в самых живописных позах, не обращая внимания на робкие просьбы дежурных выйти из класса. Да куда там выходить, ёлки-палки, когда все так отлично устали, надышались этим самым озоном, когда так приятно сидеть в вольных позах, улыбаясь друг другу и остывая.
И Серёжа Петров вернулся. Ему бы тоже сейчас усесться поудобнее да болтать — хоть с кем-нибудь, хоть с Жужей… Да что-то вот не получается!
Тогда он решил отправиться в буфет. Купить, например, лимонадику и выпить его медленно, со взрослым лицом, словно ты пьёшь пиво. Тем более, что деньги имелись.
Он вышел в коридор, во всеобщее кипучее веселье, какое всегда бывает в первые минуты после звонка: кто-то праздновал пятёрку, кто-то радовался, что не спросили, кто-то решил завить горе верёвочкой… Но и здесь Серёжа чувствовал себя каким-то чужим.
Ему расхотелось лимонаду, он вернулся в класс. И опять его поймала эта неприятная мысль про инженера, он пожал плечами, потом испугался. Но никто его не замечал.
Князь развивал перед Стаиным фантастический проект расчистки с помощью лазерных лучей дикого кустарника, который расстилался с другой стороны от Заречья.
— А чего! Двинем в штаб с этой идеей, комбинат заинтересуем… Я точно знаю: в принципе такое делается.
— В принципе… — протянул Стаин.
— И переименуем в леса Благородного Оленя! — кричал Князь, естественно, в расчёте на Маринку.