— Просто дай им шанс.

Зарина все-таки извернулась и смогла повернуть голову настолько, чтобы вперить свой взгляд разноцветных глаз в его небесные глаза. Между ними было всего несколько сантиметров, и от осознания этого у Лауса захватило дух.

— Ты до омерзения добрый, — буркнула она. — Жутко раздражает. Если бы ты не был красавчиком, я бы тебя избила до потери сознания.

Лаус улыбнулся и, ослабив объятие и отстранившись, нежно провел пальцами по щеке сестры.

— А родственные связи в расчет не идут?

— То, что ты мой брат, не помешало бы мне тебя покалечить, — фыркнула Зарина. — Ты раздражаешь. Но, как я уже говорила, ты у нас красавец, а я не настолько вандал, чтобы изничтожать то, что составляет красоту этого мира.

— Чувства тоже являются частью красоты этого мира, но ты часто безжалостно растаптываешь их, — с грустью заметил Лаус, гладя Зарину по голове, едва касаясь пальцами. — Любовь, симпатия, нежность, миллионы оттенков чувств, которые ты так презираешь. Но они восхитительны. Они прекрасны. Они — это красота.

— Я не придаю значения тому, что могу изобразить и воспроизвести с искусственной точностью. — Зарина пожала плечами. — Искусственные чувства. А то, что ты перечислил, легче всего изображать.

— Да, притворяться ты умеешь, как никто другой, — печально улыбнулся Лаус.

— Вот поэтому-то я не отношу чувства к красоте. Мне подавай что-нибудь материальное. — Зарина обхватила пальцами подбородок брата и оценивающе осмотрела его лицо. — Материальное, как, например, твоя красота. У меня рука не поднимется губить такую красоту.

Зарина держала подбородок Лауса, и от ее пальцев разливался успокаивающий холод. Может, то же самое чувство успокоенности ощущают заблудшие в снежном буране путники, засыпая в объятии снега и зная, что они больше никогда не проснутся…

— Ты не будешь губить такую красоту, — прошептал Лаус, убирая ее густую челку и бережно целуя ее лоб.

— Не буду, — прошептала Зарина и двинулась к кровати. Нырнув под одеяло, она пригрозила:

— Не желай мне сладких снов!

Лаус улыбнулся, но вряд ли в сумраке она заметила это.

— Не буду.

Он тихонько прикрыл дверь и, лишь пройдя границу падающего света от фонаря, позволил себе прислониться к стене. Лоб горел, и Лаус приложил к нему руку, все еще холодную после прикосновения к Зарине. Стало немного легче.

В его голове вновь начали прокручиваться слова девочки: «Мне подавай что-нибудь материальное. Материальное, как, например, твоя красота. У меня рука не поднимется губить такую красоту».

Лаус отнял руку ото лба и горько усмехнулся во тьму:

— Но в уничтожении чувств ты несравненный мастер, моя Зарина.

Потрескавшийся паркет приглушил топот бегущих ног. В пустом коридоре дома в утренней тиши звуки воспринимались, словно безумная галлюцинация.

Зарина прыгнула и, проигнорировав ступеньки лестницы, приземлилась прямо на землю. Какое же это было несравненное чувство — ощущать ветер на коже и в волосах, даже если и создано оно было искусственно в прыжке!

Природа радовала очередным теплым утром, и Зарина, на секунду заду-мавшись, спрятала в сумку подготовленную перед выходом шапку. Не хотелось терять тепло, которое, словно диковинные щедроты, пропитывало воздух. Зарина оглянулась на дверь, ожидая появление Лауса. Из дома они обычно выходили вместе.

— Здравствуй! Эй, здравствуй!

Зарина замерла и с неохотой оглянулась на голоса. «Кого это нелегкая принесла с утра пораньше?» Увидев лица зовущих, девочка закатила глаза. «Ну да, как же без них?»

У калитки стояли две девушки и неистово махали руками, похоже, пребывая в восторге от того, что могут поприветствовать Зарину.

— Опять фанатичные бабенки, — недовольно проворчала себе под нос девочка, направляясь в сторону нежданных гостей. Свое ворчание она посвятила повязанному на шее шарфу, в который уткнулась носом, пока шла к калитке; это позволило ей скрыть раздраженное выражение на лице. Добравшись до конца дорожки, Зарина расплылась в такой сахарно-сладкой приветственной улыбке, что у нее даже зубы заныли, будто она и правда слопала что-то приторно сладкое.