«Описание некоторых новых органических оснований, полученных действием сероводорода на соединения углеводородов с азотистой кислотой», напечатанное в «Бюллетенях Академии наук» в том же 1842 году, произвело огромное впечатление на научный мир, хотя никто еще не мог предвидеть, как часто и с каким успехом «реакция Зинина» будет применяться при синтезе самых разнообразных органических веществ. Тем более никто не думал о том, что исторический синтез анилина явится первым звеном в цепи открытий, приведших к созданию современной промышленности органической химии.

Вслед за появлением в «Бюллетенях Петербургской академии наук» сообщения Зинина, перепечатанного химическими журналами всего мира, ряд ученых начал работать над практическим использованием реакции, получившей имя Зинина.

Одним из них был и Август Гофман, работавший в Гиссене в одно время с Зининым.

«Там я впервые, — вспоминал впоследствии Гофман на заседании Немецкого химического общества в Берлине, — пришел в соприкосновение с русским товарищем по призванию. Зинин был в то время уже профессором в Казани и как таковой принадлежал к кружку избранных, которые окружали мастера и куда мы, ученики, только по временам заглядывали. Тем не менее мне живо вспоминается беспритязательная сдержанность и полная одушевления пытливость этого человека. Зинин занимался в гиссенской лаборатории опытами с соединениями из бензойного ряда, а именно с продуктами разложения масла горьких миндалей. Появившиеся тогда исследования на деле были первыми работами Зинина, которые указаны в литературе. Вскоре после этого Зинин возвратился на родину, и несколько лет прошло без того, чтобы мы услышали что-либо о нашем товарище по работе. Как вдруг «Бюллетень физико-математического отделения Петербургской академии наук» вызвал живо в памяти имя Зинина работою, сделавшейся знаменитою: «Описанием некоторых новых органических оснований, полученных действием сероводорода на соединения углеводородов с азотною кислотою». Основания, описанные Зининым под именем бензидама и нафталидама, суть тела, играющие теперь под именем анилина и нафталидина такую важную роль».

«В то время, во всяком случае, — продолжает Гофман, — нельзя было и предвидеть, какая громадная будущность предстояла изящному методу, которому научила нас упомянутая работа. Никто бы не мог тогда и подумать о том, как часто и с каким богатым успехом этот капитальный процесс будет применяться при изучении бесконечных органических веществ. Никто бы не мог представить себе и во сне, что новому методу амидирования суждено будет послужить основою могучей заводской промышленности, которая, в свою очередь, даст совершенно неожиданный и плодотворный толчок науке. Но что дело шло здесь о химической реакции, которой предстояла необыкновенно широкая будущность, это мы почувствовали тогда же. Когда же ко всему применение реакции Зинина в толуоловом ряду вскоре показало со всей очевидностью легкость и надежность производства при этом процессе и богатый выход продукта, никто уже не сомневался, что наш бывший товарищ по науке сделал открытие, которое выпадает на долю только немногим счастливцам».

Николаю Николаевичу суждено было оказаться еще и тем из немногих счастливцев, кому удается при жизни своей быть свидетелем грандиозного развития своих идей, собственными глазами видеть великие и бессмертные плоды своего труда.

Химики всех стран на основе открытия Зинина создали огромную отрасль промышленности, превратив анилин — эту бесцветную жидкость — в красители самых разнообразных цветов и оттенков. А применение «реакции Зинина» в других химических рядах повлекло за собой много новых открытий.

С «реакции Зинина» началось развитие синтетической промышленности органической химии, достигшей к нашему времени колоссальных размеров.

Еще не утих шум, поднятый историческим синтезом анилина, осуществленным в химической лаборатории Казанского университета, как взоры всего ученого мира вновь обратились на самый восточный университет Европы: всего лишь через два года после открытия Зинина другой казанский химик, профессор Клаус, предъявил научной общественности результаты исследований нового, открытого им элемента — рутения.

Желая приготовить главнейшие соединения платиновых металлов для химического кабинета университета, Клаус в 1841 году добыл два фунта отходов платиновой руды и подверг их тщательному анализу, чтобы извлечь некоторое количество нужного ему дорогого металла.

В самом начале работы исследователь был удивлен богатством этих отходов: он извлек из них не только платину, но и другие платиновые элементы — иридий, родий, осмий и палладий. Еще больше заинтересовала его оставшаяся сверх того смесь различных металлов, в которой, как он предполагал, находился еще какой-то новый, неизвестный науке элемент.

Бесплодность попыток Озанна найти этот элемент не остановила Карла Карловича. Он не только выделил его, но и благородно оставил за ним название, данное Озанном.

Три года посвятил Клаус выделению нового элемента из платиновых остатков в чистом виде и дальнейшему изучению его свойств и отношений к другим элементам.

Изо дня в день наблюдал за работой соседа по лаборатории Николай Николаевич и преклонялся перед его экспериментаторским талантом. В открытии Клауса не играли никакой роли случай, удача, счастье, без чего в те времена не обходился ни один рассказ об открытиях, об изобретениях.

Ведь и синтез анилина, казалось всем, был счастливой случайностью. Задавшись мыслью изучить действие сероводорода на органические вещества, Николай Николаевич о синтезе анилина не думал и задачей своей не ставил.