Да, конечно, Ницше бессистемен в том смысле, что его философия возвестила конец всех систем. Или попыталась – всегда ведь найдется желающий попробовать (как раз в ту пору в библиотеке Британского музея вовсю работал Карл Маркс).

Несмотря на изъяны, книга «Человеческое, слишком человеческое» выдвинула Ницше в число виднейших психологов своего времени. Это своего рода подвиг, учитывая его нелюдимость. По сути он был одиночкой. В общепринятом смысле он мало кого знал. У него не было настоящих друзей. В жизни у него было несколько близких почитателей, но собственная одержимость Ницше не позволила ему одарить кого-то дружбой или принять дружбу других. Так откуда же он мог приобрести столь глубокие познания в психологии? Многие комментаторы полагают, что источником сведений Ницше в этой области был один человек – Рихард Вагнер. Вполне возможно. Тут действительно можно вскрыть целый пласт психологических странностей. Но подобные комментаторы обычно упускают из виду тот факт, что Ницше довольно неплохо знал самого себя (хотя и с пробелами и довольно избирательно).

Психологические озарения Ницше имеют универсальный характер, хотя оба их источника такие разные – философ-мизантроп и композитор-сумасброд. Ну а доступ Ницше к его основному психологическому источнику скоро будет закрыт. После выхода в свет «Человеческое, слишком человеческое» разрыв с Вагнером стал неизбежен. Ницше своим трудом готовил приход будущего «дивного нового мира» [9] , в то время как Вагнер приступал к своему последнему творению, «Парсифалю», который ознаменовал конец его увлечения Шопенгауэром и возвращение в лоно христианства. Их пути навсегда разошлись. Говорят, что Ницше за всю свою жизнь по-настоящему знал только одного человека, и этот человек предоставил ему достаточно материала, чтобы стать величайшим психологом своего времени. Это и был Вагнер.

В 1879 г. Ницше пришлось оставить свой пост в Базеле из-за продолжительной болезни. У него всегда было хрупкое здоровье, а теперь он стал совсем больным человеком. Он получил небольшую пенсию и по совету врачей перебрался в более благоприятный климат.

Следующие десять лет Ницше скитался по Италии, югу Франции и Швейцарии в поисках места, где ему стало бы легче. Чем он болел? Похоже, всем сразу. Зрение настолько ослабло, что философ наполовину ослеп (врач предупредил, что ему надо отказаться от чтения; с тем же успехом можно было рекомендовать Ницше отказаться от дыхания). Его мучили сильнейшие головные боли, из-за которых он иногда по нескольку дней не вставал с постели; это был не человек, а скопление физических недугов и жалоб. Его настольная коллекция эликсиров, пилюль, укрепляющих средств, порошков и настоек превратила Ницше в особенное существо, одного из мрачнейших философов-ипохондриков в мире. И именно ему принадлежала концепция сверхчеловека! Очевидный элемент психологической компенсации, содержащийся в этой идее, не может сдвинуть ее с центрального места, которое она занимает среди наиболее популярных идей Ницше. Можно сказать, что она стала той песчинкой, вокруг которой выросла жемчужина глупости.

Сверхчеловек появился в книге «Так говорил Заратустра» – философском романе, исполненном почти невыносимой напыщенности и серьезности, где отсутствие чувства юмора не смягчается авторскими попытками «иронии» и свинцовой «легкости». Читать ее невозможно, как опусы Достоевского и Гессе, если вы не подросток – но в таком возрасте ее чтение часто «меняет жизнь». И не всегда к худшему. Глупые идеи легко вычленяются, а остальные становятся противоядием против множества общепринятых идей, стимулирующим глубокое раздумье о самом себе. Философия как таковая здесь почти не просматривается. Но призыв к философствованию – к познанию самого себя – звучит очень мощно, как и характеристики нашего бытия. «Есть ли тут отныне верх и низ? Разве не несет нас через бесконечное ничто?.. Верно ли, что еще более глубокая ночь сгущается вокруг нас? Не нужны ли нам утром фонари? Все ли мы еще глухи к звукам могильщиков, копающих могилу для Бога? Мы все еще не слышим смрад божественного гниения?.. Самое святое и могущественное в мире истекает кровью у наших ног… Не было деяния более великого, и благодаря этому деянию кто бы ни пришел после нас, он будет жить в истории более высокой, чем все, что было прежде» [10] . Подобные мысли почти столетие спустя начнут выражать французские экзистенциалисты – правда, не в такой неистовой форме, – и их будут превозносить как авангард современной философии.

Во время бесконечного турне Ницше по курортам и местам с мягкой зимой друг философа Пауль Реё познакомил его с русской дворянкой немецкого происхождения Лу Саломе (Луизой Густавовной фон Саломе), которой исполнился двадцать один год. Реё и Ницше (по отдельности и вместе) подолгу гуляли с ней, стараясь забить ей голову своими философскими идеями. (Заратустра был представлен Лу как «сын, которого у меня никогда не будет» – что можно считать удачей для маленького Заратустры, имя которого в школе привлекло бы слишком много внимания.) Отношения Лу, Ницше и Реё выстроились в треугольник, что было немыслимо в эпоху, когда о возможности сексуальной революции еще и не догадывались. Сначала все трое заявили, что будут вместе изучать философию и жить в платоническом m'enage `a trois [11] . Потом Реё и Ницше (по отдельности) объявили о своей любви к Лу и решили сделать ей предложение. К несчастью, Ницше совершил нелепую ошибку: он попросил Реё передать Лу его предложение. (Это не обесценивает значения Ницше как величайшего психолога своей эпохи, что подтвердит всякий, кто знаком с любовной стороной жизни психологов.) Постановочный снимок всей троицы, сделанный в одной люцернской студии, прекрасно демонстрирует, кто контролировал эту ситуацию. Двое впечатлительных невинных юношей (тридцати восьми и тридцати трех лет) впряглись в тележку, которой правит настоящая двадцати-однолетняя девственница с хлыстом в руке. В конце концов они больше были не в силах продолжать этот фарс и разошлись. В отчаянии Ницше написал: «Сегодня вечером я приму достаточно опиума, чтобы потерять разум», но все же, поразмыслив, решил, что Лу недостойна стать ни матерью, ни сестрой малыша Заратустры. (Лу, взявшая в честь своего ручного мужа, немецкого профессора, двойную фамилию Андреас-Саломе, станет одной из самых ярких женщин своего времени. Позднее она произведет глубокое впечатление еще на двух ведущих деятелей эпохи: вступит в связь с великим немецким лирическим поэтом Рильке и завяжет близкую дружбу с немолодым Фрейдом.)

Зимуя в Ницце, Турине, Риме или Ментоне, лето Ницше проводил на высоте «1500 метров над миром и еще выше над людьми» – в Сильс-Марии, приозерной деревушке в швейцарском Энгадине. Сегодня Сильс-Мария – уютный маленький курорт, но здесь сохранилась простая комната, в которой обычно жил и держал свою аптечку Ницше. Горы отвесно вздымаются над озером, заканчиваясь заснеженным пиком Бернина (высота – 4048,6 метра), который отмечает границу с Италией. За домом начинаются тропинки, по которым можно уйти далеко в горы, где Ницше любил бродить, размышляя над своей философией и останавливаясь у одинокой скалы или ревущего потока, чтобы записать мысли в блокнот. Атмосфера этих мест – далекие вершины, грандиозные панорамы, ощущение одинокого величия – отражается в тоне его произведений. Когда видишь, где именно обдуманы многие из творений Ницше, некоторые из их достоинств и ошибок становятся понятнее.

В основном Ницше жил в полном одиночестве, снимая недорогие комнаты, постоянно работая и питаясь в дешевых ресторанах – и все время борясь с оглушающими головными болями и изнуряющими недугами. Нередко его рвало целыми ночами, и, бывало, он не мог работать по три-четыре дня в неделю. Но каждый год выходила его очередная книга поразительного уровня. «Утренняя заря», «Веселая наука», «По ту сторону добра и зла» – все эти работы содержат мощную критику западной цивилизации, ее ценностей и психологии, а также ее противоречий. Стиль Ницше ясен и афористичен, экстравагантных идей почти нет. Это не систематическая философия, но философствование высочайшего порядка. Многие (если не большинство) базовых ценностей западного человека и западной цивилизации подвергнуты исследованию и признаны пустыми. Как написал Ницше в своей неопубликованной записной книжке: «Гибель христианства – от его морали (она неотделима); эта мораль обращается против христианского Бога (чувство правдивости, высоко развитое христианством, начинает испытывать отвращение к фальши и изолганности всех христианских толкований мира и истории. Резкий поворот назад от «Бог есть истина» к фанатической вере «Все ложно» [12] . Подобных разрушений еще никто не производил, хотя за сто с лишним лет до того Юм уже в значительной мере совершил подрывную философскую работу. (Но возрождение немецкой метафизической системы потребовало снова прибегнуть к сокрушению основ.)

Все 1880-е гг. Ницше по-прежнему работал в одиночестве, безвестный и никем не читаемый, трудясь тем интенсивней, чем невыносимее становились изоляция и непризнанность. Только в 1888 г. датский критик еврейского происхождения Георг Брандес начал читать лекции по философии Ницше в Копенгагенском университете. Но, к несчастью, было уже поздно. В 1888 г. Ницше завершил ни много ни мало четыре книги, и в его сознании стали появляться трещины. Он был великий мыслитель и знал это; надо было, чтобы и мир тоже узнал это. В «Ecce homo» он пишет о «Заратустре» как о самой высокой и самой глубокой книге, которая когда-либо существовала, – заявление, которое всегда приводит в действие критические высотомеры и ставит вопрос о доверии. Как будто этого недостаточно, он выбирает для некоторых глав книги названия «Почему я так мудр», «Почему я пишу такие хорошие книги», «Почему являюсь я роком» [13] , предостерегая в них от употребления алкоголя, советуя очищенное от масла какао и одобряя работу своего кишечника. Высокопарность и поглощенность собой, характерные для «Заратустры», мстительно возникают здесь вновь в виде мании.