– Думаю, ты лжешь. Арахис не настолько умен, чтобы придумать все это.

– А он и не придумывал. Я все придумала. Я насчет вранья, – и мягко, как никогда, она продолжила: – Ты всегда можешь прочитать мои мысли и узнать правду.

Это возымело желаемый эффект. Лицо Блеза перекосило от ярости, когда он вспомнил об этом пробеле в своих способностях. Он умел управлять, но читать он не мог. Тайны ума и души были скрыты от него навсегда.

– Единственное преимущество телепатии – люди не знают, что их трахнули. Ну а я предпочитаю, чтоб ты знал, я тебя трахну.

Не нужно было быть гением, чтобы понять, что он собирался сделать. Он попытается взять контроль над ее разумом и заставить ее говорить. Тах оборвала связь с Блоутом. Ей нужна была предельная концентрация внимания, чтобы выстроить свои слабые щиты.

– Я поставила замок смерти, – предупредила Тах.

Блез понял, что это. Замок смерти был последним ментальным щитом Тахиона. Его можно было взломать только со смертью хозяина.

– Нет у тебя никаких щитов. Ты теперь просто человек.

Мелькнула ли неуверенность в этих фиолетово-черных глазах? Это была игра в покер с высокими – очень высокими – ставками, жизни и разумы замерли в равновесии. Могла ли она поставить все на блеф? Тах представил эту гигантскую глыбу жира, беспомощно лежащую на животе в административном здании. Представил Блеза с канистрой бензина. Представил, как горит и умирает Тедди.

– Испытай меня, – пригласил Тах.

Сила выплеснулась, ударила в ее щит, была отражена и ушла. А ее щит рассыпался, словно замок из песка, смытый приливом. Но Тахион выиграла блеф. Получив отпор, Блез не предпринял второй попытки.

Плечи его набычились, руки сжались в кулаки, подросток отвернулся. И внезапно распрямившаяся спина, кулак, хлестнувший в тяжелом ударе слева. Только руки пленителей, державшие ее, не дали ей упасть, потому что удар пришелся прямо в голову. Блез расстегивал ремень.

– Пришла пора узнать цену ослушания, дедушка.

Это была фраза Тахиона. Сколько раз Блез слышал ее? Обижался ею, копил, ожидая того момента, когда сможет бросить эти слова назад, словно вызов.

А потом Тахион не думала уже ни о чем, потому что Блез снова изнасиловал ее.

Есть вещи, которые человек не должен помнить.

Мученическая смерть Арахиса все еще отражалась в моей голове, вытеснив все остальное. Губернатор, я не скажу, не скажу. Не беспокойся.

Я чувствовал, как нож прикоснулся к его горлу, чувствовал, через его разум. А потом Арахис дожал клинок. Вонзил его в себя, чтобы спасти меня.

Когда я почувствовал боль Арахиса, когда я почувствовал, как она скребет мой разум словно скрюченные пальцы, я крикнул Кафке, чтобы он привел ко мне Блеза, как только тот выйдет из пещер.

Полагаю, из высокомерия и презрения ко мне Блез пришел один. С ним были лишь два джампера, притащившие тело Арахиса. Тахиона он отправил обратно с Дургом.

Они просто кинули его на пол в лобби. Глаза бедного джокера были все еще распахнуты. Арахис смотрел на меня, но разум его был абсолютно пуст и спокоен. Я моргнул. Слезы застили окровавленный труп.

Нельзя, чтоб они узнали, кто послал меня. Нельзя, чтобы Блез навредил губернатору. Это были последние мысли Арахиса.

Проклятье, Арахис. Почему ты должен был быть таким дьявольски благородным? Может быть, иначе я не чувствовал бы себя таким виноватым. Я не знал, что он будет ждать тебя там. Я не знал. Я думал, все будет просто.

Блез взглянул на «Искушение», на Кафку и на собравшихся джокеров.

Нельзя, чтоб они узнали…

Добрый храбрый Арахис. Я спрашивал себя, чем я мог заслужить такую невиданную преданность. Все мои усилия привели к тому, что Арахис был мертв. Я убил друга, разрушил свою мечту, и Тахион все еще в заточении.

Очень, мать его, эффективно.

– Он покончил с собой, Блоут, – прокукарекал Блез. Он дразнил меня в мыслях, поощряя к спору. – Он помогал бежать моему старому дедушке. Он влез в мои дела, но я не тронул его. Конечно же, ты все это знаешь, не так ли? Ты ведь слушал, верно? Губернатор Блоут знает все.

Внутри он насмехался: я знаю, что это был ты, Блоут. У этого гребаного Арахиса не нашлось бы и пары извилин, чтобы связать их вместе. Он все это не сам придумал, не так ли? Блез позволял мыслям скользить из-за завесы, закрывающей его разум.

– Убирайся отсюда, Блез, – сказал я. – Ты сделал, что хотел. А теперь убирайся.

Но Блез хотел хвастать, он хотел расхаживать передо мной с важным видом. Он смеялся, рассуждая о том, что это станет уроком для любого, кто решит, что может вмешиваться в его дела, что он сделает то же с каждым, кто встанет у него на пути. С каждым. Он смотрел на меня, когда говорил это.