За девять лет работы детективом я настолько очерствел, что считал откровенное разглядывание любого лица, которое только могла создать природа, не более чем частью своих обязанностей. Но то ли в глазах Наоми Карн, то ли где-то еще таилось нечто такое, что заставляло меня искать ее взгляд, чтобы, найдя, тут же смутиться и отвести глаза. Речь не о старом добром соблазне, этом придверном коврике с надписью «Добро пожаловать», которым пользуется мать-природа. На меня такие штучки не действуют уже давно. Да, в облике и манерах мисс Карн было что-то женственное, как и в соблазне: она не пряталась от мужчины, а открывалась, но дело было не только в этом. Еще в ней чувствовался дерзкий ум, бросающий дерзкий вызов. И я отвел глаза, разглядев его, а она это заметила, отчего мне стало совсем тошно.

– По правде говоря, – выдавил я, – к вопросу подошли некомпетентно. Как я понимаю, тот парень Штауффер заявился к вам утром и сказал, что если вы не поделитесь с нами, то вдова Хоторна пойдет в суд.

Она улыбнулась:

– Да, Оззи пытался сказать что-то в этом духе.

– Оззи? Ему подходит это имя.

– Мне тоже так кажется. Рада, что вам понравилось.

– Очень. Но Оззи обманывал вас. Проблема гораздо серьезнее, чем судебное разбирательство, и последствия могут быть куда более болезненными.

– Неужели? Вы меня встревожили. Что же это?

Я затряс головой:

– Не могу вам рассказать. Но эта комната – самое прохладное место из всех, где я сегодня бывал. Вообще-то я мог бы дать вам пару отличных советов, будь у меня такое желание. А что это за штуки такие на четырех ногах? Стулья?

Из ее губ выпорхнул легкий смешок.

– Прошу вас, садитесь, мистер…

– Гудвин. Арчи.

– Присаживайтесь.

Она стронулась с места. Если бы не задетое самолюбие, я наблюдал бы за движениями мисс Карн с истинным наслаждением. Не столь грациозная и ослепительная, как Эйприл Хоторн, она тем не менее была столь же легка и куда более открыта, без каких-либо фокусов и капризов. Она нажала на кнопку.

– Что бы вы хотели выпить?

– Не отказался бы от стакана молока, благодарю вас.

Я выбрал стул в двух шагах от того, на котором сидела мисс Карн. Вошла горничная, и ей были даны указания принести стакан молока и бутылку минеральной воды. Мисс Карн отказалась от сигареты, предложенной мною. Когда я закурил, она заметила:

– Знаете, вы встревожили меня. Ужасно встревожили. – Однако, судя по голосу, она забавлялась. – Молоко прибавит вам желания дать мне совет?

– Я уже испытываю такое желание. – Я встретился с ней взглядом и не отвел глаз. – Мой совет вам таков: не встречайтесь с Ниро Вульфом. С моей стороны это предательство, разумеется, но я по природе своей вероломен. А кроме того, мне не нравится, как все они на вас ополчились. Я еще до встречи с вами так думал, но теперь… – Я взмахнул рукой.

– Теперь вероломство сладостно.

– Может быть.

– Как это мило с вашей стороны! Почему же вы советуете мне не встречаться с Ниро Вульфом?

– Потому что я знаю, какую ловушку он готовит. На самом деле вам нужно найти себе адвоката, хорошего адвоката, и пусть Вульф разговаривает с ним, а не с вами.

Она наморщила нос:

– Не люблю юристов. Слишком хорошо их знаю – проработала в адвокатской конторе три года.

– Если завещание опротестуют в суде, вам придется нанять адвоката.

– Ну да, наверное. Но вы сказали, мне угрожает нечто более существенное, чем суд, и Ниро Вульф готовит мне ловушку. Какую?

Я ухмыльнулся и покачал головой. Вернулась горничная с подносами, и после того, как минеральная вода мисс Карн оказалась в стакане вместе с кубиками льда, я пригубил свое молоко. На мой вкус оно было холодновато, и я обхватил стакан ладонями, снова ухмыльнулся и сказал:

– У вас тут необыкновенно уютно и прохладно. Я прекрасно себя здесь чувствую. А вы?

– А я нет, – ответила она с неожиданной резкостью в голосе. – Мне плохо. Умер мой хороший друг – всего три дня назад. Мистер Ноэл Хоторн. Другой человек, которого я тоже считала своим другом, в некотором смысле, по крайней мере не врагом, повел себя гнусно. Мистер Гленн Прескотт. Он приходил сюда вчера вечером и сообщил мне об условиях завещания самым оскорбительным тоном. Теперь он открыто вступил в сговор против меня с родней мистера Хоторна и даже подослал ко мне Штауффера с угрозами. Он подослал и вас с вашим детским лепетом о ловушках и вероломстве. – Она фыркнула с презрением. – Молоко вам понравилось?

– Спасибо, да. Простите, но дела ваши действительно из рук вон плохи. Не хотите ли обсудить это более подробно?

– У меня нет никакого желания обсуждать это с вами. Единственная разумная вещь, которую вы сказали за все время, – это то, что дело повели неправильно. Ну надо же, послали ко мне Оззи с угрозами! Да я одним взглядом могу сделать его заикой! Между прочим, с вами мне это не удалось.

– Не удалось, но вы были к этому близки. – Я опять широко ухмыльнулся. – И вы считаете, что еще двадцать минут – и у вас получится. Потому-то и предложили мне сесть. Может, вы и правы, но спешу вас заверить: я совсем не Оззи. А вообще я просто убиваю время. Мой босс просил привезти вас к нему на Тридцать пятую улицу без десяти шесть, но я бы не хотел, чтобы мы оказались там раньше десяти минут седьмого. Было бы неплохо преподнести ему урок: чего следует ожидать от людей, а чего нет. – Я бросил взгляд на запястье. – И все равно нам уже скоро трогаться с места. Мне пришлось оставить машину на Третьей авеню.

– Я уже сказала, мистер Гудвин, что мне плохо. Как вижу, вы допили молоко.

– Этого достаточно, спасибо. Так вы не намерены ехать?

– Абсолютно.

– Что вы собираетесь делать? Наберете в рот воды и будете сидеть здесь, пока вам не вручат повестку в суд?

– Я не собираюсь бездействовать. – Ее тон вновь стал резким. – Говорю вам, мне не понравилось их поведение. От миссис Хоторн я не ожидаю ничего разумного, но разве не могла миссис Данн приехать ко мне или пригласить меня к себе, чтобы мы с ней все обговорили? Разве не могла она прямо сказать, что считает завещание несправедливым, и попросить меня подумать над тем, что можно с этим сделать? Или ей не снизойти до признания в том, что они с сестрами считают себя законными наследницами брата по праву родства?