И тут, как в плохой пьесе, Пэнси шмыгнула носом, на глаза навернулись слезы. Губы затряслись.

– Ты меня так обидел, - она прикрыла рот дрожащей рукой, - как ты не понимаешь? И все она. От нее все зло.

Драко помотал головой. Как каменная. Мысли скачут, как блохи. Знакомая ловушка. Ее слезы, так знакомо, бля.

– Зачем ты это сделала, Пэнси?

– Потому что я тебя люблю, Драко, - все произошло слишком быстро. Пэнси уже всхлипывала, почти рыдала. Но ее слова были как пустой звук. Глухое мутное молчание. Бессмысленные. Бесполезные. Опоздавшие лет на семнадцать.

– И ты думаешь… - ему пришлось сглотнуть, чтобы подавить поднимающийся гнев.
– Думаешь, это все извиняет, да?

– Я никогда никого так не любила, - прошептала она, - и никогда не полюблю. Никогда больше. Тебе не понять, что это такое.
– В нем что-то дрогнуло. Он смотрел, как по ее щекам текут слезы. Она плакала больше, чем Грейнджер, и это раздражало.
– Ты сломал мне жизнь. Вы оба. У нее всего пара царапин и синяков, согласись, небольшая месть. Фигня по сравнению с тем, что эта грязнокровка сделала мне.

Драко сжал кулаки.

– И вот это и есть самое страшное, да, Паркинсон?
– он пытался подавить ярость, едва сдерживался, чтобы не зарычать.
– Что она грязнокровка? Не так чиста, как мы?

– Ты знаешь, что это важно, Драко.

– А может, потому что она красива?
– медленно и отчетливо выговорил он, будто пронзая ее каждым словом.
– Красивее, чем ты когда-либо будешь?
– Он сделал еще шаг вперед.

– Не надо, - пробормотала Пэнси, размазывая тушь по мокрым щекам.
– Не притворяйся, что она что-то большее, чем твоя последняя блажь, Малфой.

Он опять помотал головой. Пэнси, кажется, предпочла это проигнорировать.

– Она забыла свое место, Драко. Я отомстила.

– А я?

– Что ты?

– Может, и мне отомстишь?

Пэнси уставилась на него. Широко открытыми, влажными, потемневшими глазами. Помотала головой.

– Я… я не хочу тебе мстить, Драко, - запинаясь, проговорила она. На щеках выступил румянец.

– А Грейнджер? Мстить Грейнджер – нормально?

Во взгляде Пэнси отразилось все то же настороженное непонимание.

– Тебе-то что за дело, Малфой?
– рявкнула она. Кажется, ее слезы почти иссякли.

– Мне есть. Дело. И поэтому мне нужно твое извинение.
– Не просто извинение. Боль. Но почему-то. Важнее всего было начать с извинения.

– За нее? За сраную грязнокровку?

Драко прищурился и рявкнул:

– Послушай себя. Свои блядские оправдания. Почему ты всегда прикрываешься кровью? Почему все всегда прикрываются кровью?

– Что?
– она сдвинула брови.

– Ты знаешь, и я тоже. Плевать, что там течет у нее в жилах. Это просто Грейнджер. Грейнджер, как она есть. Все, чем ты хочешь быть, Пэнси, в глубине души.

– Ты чертов придурок.

– Потому что ты думаешь, что я предпочел ее тебе. И может, где-то даже понимаешь, почему.

– Но ты же ее ненавидишь, Малфой!

Он кивнул.

– Но я не вру. И не притворяюсь.
– Даже если бы хотел, не смог бы.

– Не понимаю.

– Ты сделала ошибку.

– И не жалею.

– Еще пожалеешь, дрянь.

Пэнси закрыла рот. Кажется, растерялась. Отступила еще на шаг к каменной стене, которая была уже совсем рядом. Но даже несмотря на страх, на осторожность, тревогу, опасения, написанные на лице, Пэнси Паркинсон набралась наглости выступить еще раз. Показать, как ей плохо. Как глубоко, твою мать, она ранена, так, что шрамы останутся навечно, но, Мерлин, именно сейчас ему было вообще пофиг - пусть бы даже это она убила его отца. Потому что она сделала больно Грейнджер. Она сделала больно…