Родственники, друзья, бывшие ученики нетерпеливо ждали Самуила на станции в Белогорах. Поезд из Тифлиса прибыл, постоял, двинулся дальше, а Буачидзе так и не появился. Куда он исчез, неужели что-нибудь случилось после отъезда из Тифлиса?

Ничего особенного для того времени не приключилось. Просто в вагоне вспыхнула жаркая перепалка о войне, большевиках и будущем Грузии. Буачидзе увлекся. Он едва успел выскочить из вагона на следующем разъезде. Предстояло шагать назад, в Белогоры.

Крестьянский дом старика Гиго — так односельчане обычно называли отца Ноя, Григория Буачидзе, — не мог вместить даже небольшой части гостей. Одним из первых приехал повидаться двоюродный брат — Моисей Буачидзе. В его доме в Белогорах Самуил и Серго Орджоникидзе не раз устраивали тайные сходки крестьян и железнодорожных рабочих, бурные дискуссии с меньшевиками и эсерами, заседания штаба боевой дружины. У Моисея в тайниках, вырытых в подвале дома и на кукурузнике, хранилось оружие, прокламации.

После падения Квирильско-Белогорской республики каратели жестоко избили Моисея Буачидзе, дом его и все вещи сожгли дотла, большую семью пустили по миру. Кое-как став на ноги, Моисей Захарович вновь оказывал приют и всяческую помощь революционерам, снова делился с ними последним.

Моисей всегда внимательно следил за деятельностью двоюродного брата и часто говорил:

— Я буду считать себя самым счастливым человеком, если доживу до того, когда мой первенец Теймураз (домашние чаще его называли Сосо) пойдет по пути Самуила.

…Родственники, друзья, совсем незнакомые крестьяне с утра до позднего вечера навещали Ноя, задавали всевозможные вопросы, требовали самого подробного рассказа о событиях в Петрограде и Тифлисе, спрашивали, когда вернутся с фронта сыновья и когда будут делить землю. Ной говорил о близости настоящей революции, той, что покончит с войной, отдаст власть в руки народа.

— Дай бог, дай бог! — неожиданно заключил одну из таких бесед крестьянин Меланчий Табукашвили. — Может быть, тогда и мой Лукиан вернется?!

— Где он? — с живым интересом спросил Ной.

— Письмо недавно получил, а что за город и где он, извини, дорогой, не знаю.

Лукиан был одним из учеников Буачидзе. Способный и озорной мальчик очень напоминал Ною Серго. Он так же легко учился, был прям и горяч, не боялся заступиться за товарища. И Ной, не колеблясь, преподавал Лукиану науки, совсем не предусмотренные «высочайше утвержденной» программой для двухклассного министерского училища, давал мальчику книги из библиотеки, открытой в Белогорах социал-демократами. А когда у Ноя собирался подпольный кружок, Лукиан устраивался со своими самыми надежными дружками на дворе. Для виду затевалась какая-нибудь игра, а тем временем маленькие часовые зорко следили, чтобы никто чужой тихонько не приблизился, не заглянул в окошко.

В более поздние годы Ной не встречался со своим воспитанником. Знал только, что после училища Лукиан поехал в Баку, стал со своими старшими братьями работать на нефтепромысле. Затем его забрали в солдаты.

Сейчас Лукиан писал отцу, что находится на узловой станции Коростень Юго-Западной железной дороги. Состоит в революционном солдатском комитете и еще в феврале вступил в партию большевиков. «Молодец Лукиан», — с удовлетворением подумал Ной.

Тем же простым и ласковым словом «молодец» встретит в сентябре 1919 года Лукиана Табукашвили Ленин. К тому времени земляк и ученик Ноя стал одним из руководителей забастовки двухсот тысяч украинских железнодорожников, этого грандиозного выступления против гетмана Скоропадского и немецких оккупантов, испытал на себе все муки германского концентрационного лагеря. Ноябрьская революция в Германии освободила Лукиана, он вернулся в Коростень, снова окунулся в водоворот революционной борьбы.

Табукашвили выбрали командиром бронепоезда «Коммунист Коростенского района», а вскоре и начальником бронеколонны. О поразительных подвигах Лукиана Ленину рассказал Подвойский, бывший в решающие дни Октября председателем Военно-революционного комитета Петрограда, затем народным комиссаром по военно-морским делам Украины.

Ленин, чтобы лучше познакомиться с героем, пригласил Лукиана домой. Отвечая на расспросы Владимира Ильича, Табукашвили сказал, что его любимым учителем был сын простого, бедного грузинского крестьянина, удивительно сердечный и умный человек Самуил Буачидзе.

— Вот оно что! — воскликнул Ленин. — Товарища Ноя я хорошо знал. Его нельзя было не любить!

…К концу недели Ной заторопился обратно во Владикавказ. На день он задержался в Белогорах. Вместе с братом Андреем и племянником Сосо Ной обошел все памятные уголки, будто предчувствовал, что это прощанье, что уже больше никогда не удастся ему побывать в старой школе, помечтать на поляне в глубине ущелья — укромном месте, где мальчиками Самуил и Серго обменивались самыми сокровенными мыслями.

Старой школе пошел в наши дни восемьдесят шестой год. Она дала Грузии много замечательных ученых, общественных деятелей, военачальников. Среди ее питомцев и два младших брата Самуила — Петр и Андрей.

Под влиянием Самуила оба совсем еще мальчишками участвовали в маевках, в подпольных кружках и с оружием в руках утверждали советскую власть в Грузии. Петра арестовывали, держали в Кутаисском замке и царские власти и меньшевики.

Серго Орджоникидзе, тогда он был секретарем Закавказского крайкома партии, посоветовал Петру и Андрею поступить в университет. В трудные минуты Серго не р'аз помогал обоим, подбадривал и материально поддерживал. Оба стали профессорами.