Шрифт:
– Дни?
– Вообще-то, это может произойти в любую секунду. Даже прямо сейчас…
Мы непроизвольно задержали дыхание, выпучили глаза. Все ощущения вдруг стали необычайно острыми. Время остановилось, но часы продолжали тикать: пять секунд… пятнадцать секунд… тридцать секунд… за которым последовал шумный выдох и общий смех.
– Пожалуйста, Кен, подойди сюда. Ты видишь этот коридор?
– Да, коридор вижу.
– В конце этого коридора находится твоё Изначальное Лицо, точка Омега всех миров. Хочешь совершить прогулку в неизведанное?
– Вообще-то, если честно, я не уверен.
– Не бойся, Кен. Иди ко мне.
«Клуб Пассим», восемь часов вечера, Стюарт заканчивает первый акт своего выступления. Джоан держит меня за руку. Моё сердце бешено колотится. Я до сих пор не знаю, что у нас с ней за отношения и как я должен себя в них вести. Да вы только посмотрите на меня. Чтобы снять волнение, я отворачиваюсь от Джоан и сосредотачиваюсь на пении Стюарта.
Я был шалуном, взор ума моегоЖадно искал, сам не зная чего,Но мысли, часы и минуты дняВ школе смирять научили меня.От логики и повторений впрокСтал угасать мой живой огонёк.Забрали так много, а дали так мало,Наполнился ум – душа обветшала.В те дни, забываясь мутным сном,Я ничего не знал о том,Что если проснуться в ясном сне,Увижу свой путь, что внутри, а не вне.Но вспыхнула искра ума – и вот:Осознанный сон, чудесный полёт,И я, чтоб насытить давнюю страсть,В энергии море решился упасть —Теперь в каждом вещем, прекрасном снеМой вечный приют является мне.Я – облачённый в кожи наряд,Внутрь устремлённый вселенной взгляд.Всё, что мне нужно, всегда со мной,Путь в бесконечность я знаю свой —Когда просыпаюсь в ясном сне,То вижу свой путь, что внутри, а не вне.Вокруг материальных игрушек развал,Белый шум заглушает сигнал,И лишь одно место внутри меняУчёные мира не в силах понять —Оно реально: здесь и сейчасБессмертная суть обитает в нас,Когда мы проснёмся в ясном сне,Увидим свой путь, что внутри, а не вне.– Вы только посмотрите на эту сладкую парочку, – говорит Стюарт, закончивший первую часть своего выступления и присоединившийся к нам. Я густо краснею, но в темноте клуба это, к счастью, почти не заметно.
– Да, только посмотрите на всех нас, – отвечает Джоан. – Сегодня за завтраком у нас была удивительная беседа. О том, кто первым достигнет космического сознания: люди или машины.
– Кто первым доберётся до третьего порядка? Господи, если это будет хотя бы немного похоже на то, что пришлось пережить мне, человечество ждёт самый прекрасный кошмар в истории.
– Позволь тебе помочь, – говорит Джоан и берёт меня за руку.
– Помочь в чём? – спрашиваю я.
– Она поможет тебе пройти этот путь, – отвечает внутренний голос.
– Возможно, это так же сильно отразится на человечестве, как отразилось на тебе, – предполагаю я.
– Возможно, – говорит Стюарт. – На мою жизнь и мою музыку сильнее всего повлияли два события. Первым было растворение в той невыразимой любви, когда Дух изливался из плиток моей душевой и меня самого до тех пор, пока я не утонул в этом чуде. Оно открыло во мне способности, о которых я даже не подозревал. Раньше я всё деконструировал, выставлял напоказ тёмную сторону жизни, вытаскивал на свет демонов. И пусть это звучит глупо, но когда со мной это случилось, свет озарил всё, и я уже ничего не мог с этим поделать. Я мог лишь упасть в поток благоговения и раствориться в нём. Побывав там, я изменился навсегда – изменился контекст моей жизни и моего творчества. Я больше не мог исследовать лишь половину или даже меньше половины реальности, то есть тёмную сторону жизни, и довольствоваться этим. Тот опыт любви вдребезги разбил моё старое отношение к жизни и заставил рыдать от изумления.
– Это просто потрясающе, – говорю я. Ведь всё это случилось со Стюартом Дэвисом, плохим мальчиком, постапокалиптическим панк-фолк певцом, наводящим экзистенциальный ужас на всех континентах и безжалостно выставляющим напоказ грязную изнанку человечества. Первой его песней, которую я услышал, был «Допельгангер»:
Ночью кто-то размахивал этим членом,Кто-то махал этими кулаками.Я проснулся в луже мочи, от боли вздохнуть не мог,Вся полиция ищет меня и уже сбилась с ног.О нет,Нет, нет.Простите,Я ругался чужим языком,Простите,Я тряс чужим стволом,Простите,Я кончил чужим молоком.Допельгангер, донор тела,Допельгангер, донор тела.Поэтому, слушая его теперь… я невольно ощущал тревогу. И всё-таки мои новые знания убеждали меня в том, что нечто подобное этому опыту, тому, что произошло со Стюартом, в будущем ожидает всё человечество… и ботов.
– Но… ээ… тебе не кажется, что ты выглядишь глупо, когда говоришь обо всём этом? – не выдержал я. – То есть я не хочу сказать, что твой опыт глупый, но, знаешь, ты говоришь как какой-нибудь новообращённый фанатик.
– Вообще, в каком-то смысле я и есть новообращённый. Честно говоря, я не знал, как ко всему этому относиться пока не поговорил с этим… ну, автором той книги «Интегральная психология», о которой я тебе рассказывал. Я говорил тебе, что познакомился с этим человеком, встретился с ним в ИЦ, и он помог мне понять, что это был за опыт: это было переживание сознания третьего порядка, и оно было настоящим. Тогда я понял, что должен согласовать свою жизнь с этим опытом, найти для него место в своём сердце и в музыке, которую и пишу и играю. Я не говорю, что я какой-то великий мистик, но я уверен: чем бы ни была та сила, она Настоящая – более настоящая, чем всё, что я знал прежде. Я понятия не имею, как об этом говорить и как донести это до других, но знаю, что должен по крайней мере ПОПЫТАТЬСЯ, сделать всё, на что способен.
– Ты должен попытаться, Кен, сделать всё, на что ты способен.
Я смотрю на Джоан, отпускаю её руку и начинаю свой путь по коридору.
– Следуй за моим голосом, – говорит внутренний голос.
– С точки зрения сочинения песен и выступлений, – продолжает Стюарт, – это интеграция. Исследование тёмных сторон жизни до сих пор бывает полезным, и ему всё ещё посвящена часть моей музыки, но теперь только часть – оно стало всего лишь фрагментом в новом контексте. Моя маленькая личность, моё эго, выступает на разогреве, а затем уходит за кулисы, и на сцене появляется невыразимая Тайна, которую невозможно описать, но можно приветствовать. Даже если я не могу выразить это словами, я всю оставшуюся жизнь буду пытаться.