— Спрашивай сама, если тебе нужно! Неужели я буду расспрашивать про своего мужа, как какая-нибудь паршивая служанка? Ты, кажется, стала забываться. Смотри, я велю выгнать тебя вон отсюда! Не смей больше попадаться мне на глаза!

Тогда Кхирода, она же Кхири, удалилась, кипя от негодования. А Бхомра подняла к небу залитое слезами лицо и, сложив умоляюще руки, мысленно обратилась к Гобиндолалу: «О мой единственный наставник, ты само воплощение правды и справедливости! Неужели ты действительно скрыл это от меня?»

Бхомра заглянула в глубину своей души, недоступную для взоров посторонних и чуждую самообмана. Но там она не нашла недоверия к мужу. Да и не могло его быть. На один только миг мелькнула в ее сознании мысль: «Ну а если даже он изменил мне, то разве нет выхода? Я умру, и все уладится само собой».

Индийские женщины привыкли легко смотреть на смерть.

«Подумать только, какая самонадеянность у девчонки! Не верит, видите ли!» — думала тем временем служанка Кхири. Она была доброй женщиной и не желала зла своей молодой госпоже. Однако то, что Бхомра не поверила ей, показалось Кхири нестерпимо обидным. Она наспех натерла свое и без того лоснящееся тело маслом, накинула на плечи цветное полотенце, взяла кувшин и отправилась купаться на пруд Баруни. Там ей встретилась тетушка Хоромони, стряпуха из дома Раев, она как раз возвращалась с купания. Кхирода немедленно вступила с ней в разговор.

— Да, правду говорят: для кого крадешь, тот первым тебя вором назовет, — заговорила она, — нелегко нынче стало служить господам. Никак им не угодишь!

Почуяв интересные новости, Хоромони переложила выстиранное сари с правой руки на левую и спросила:

— Ты о чем это, Кхирода? Случилось что-нибудь?

Тут уж Кхири отвела душу.

— Сама посуди, — проговорила она, — всякие нахалки из деревни повадились шляться к господскому пруду, так уж нам, слугам, нельзя и сказать об этом!

— Да? А кто же это из деревенских ходил в господский сад?

— Кто же еще! Конечно, эта дрянь, Рохини.

— Несчастная! Опять о ней разговоры пойдут. А в чьем саду ее видели?

Кхирода назвала имя Гобиндолала. Женщины обменялись многозначительными взглядами. Потом, поболтав еще немного, разошлись. Не успела Кхирода пройти и нескольких шагов, как столкнулась еще с одной женщиной. Остановив ее каким-то шутливым замечанием, Кхири и ей поведала о бесстыдном поведении Рохини. В это утро она успела рассказать о своих печалях еще по крайней мере десятку женщин, и, успокоенная и довольная собой, окунулась в чистые воды Баруни. Между тем Хоромони, Хори, Тари и все другие, кого встречала Кхирода на пути к пруду, уже передавали своим подругам и соседкам свежие новости: негодницу Рохини видели в саду господина Гобиндолала. Слухи росли, множились, и не успело еще зайти солнце, в утренних лучах которого Кхири впервые упомянула при Бхомре имя Рохини, как каждому уже стало известно, что Рохини возлюбленная Гобиндолала. Сначала говорилось просто о встрече в саду, потом о безумной любви, потом о ценных подарках, потом… Что еще способны сказать вы, охотницы до сплетен и столь искусные в злословии целомудренные женщины? Будучи всего лишь жалким мужчиной и правдивым писателем, я просто не беру на себя смелость рассказывать об этом подробно.

Наконец сплетни дошли и до Бхомры. Первой принесла ей вести Бинодини, жена младшего сына Рая.

— Так это правда? — спросила она Бхомру.

— Вы о чем это, тхакурджи? — холодно проговорила Бхомра, хотя сердце ее разрывалось от горя.

Изогнутые, как лук, брови Бинодини удивленно приподнялись. Она стрельнула глазами и сказала, беря на руки сына:

— Я насчет Рохини спрашиваю.

Бхомре нечего было ответить. Она взяла у Бинодини мальчика и незаметно сделала так, чтобы ребенок расплакался. Бинодини принялась кормить его грудью и вскоре ушла. Потом к Бхомре пожаловала еще одна родственница, Шуродхуни.

— Ох, невестка, спасай своего мужа, пока не поздно! — затарахтела она. — Очень уж ты черна, а мужчин одними сладкими речами около себя не удержишь, им красоту подавай! Кто знает, что на уме у этой Рохини!

— Что же у нее на уме, по-твоему? — с трудом произнесла Бхомра.

Шуродхуни хлопнула себя рукой по лбу.

— Вот несчастная! Все уже знают об этом, а ты ничего не слыхала? Да ведь твой муж подарил Рохини украшений на семь тысяч рупий!

— Знаю. Сама счета видела. Тебе тоже отложено четырнадцать тысяч на украшения, — проговорила Бхомра и открутила голову попавшейся под руку кукле.

Много еще женщин, вслед за Бинодини и Шуродхуни, навестили в этот день несчастную Бхомру. Поодиночке, по двое и по трое приходили они, и все лишь затем, чтобы сообщить Бхомре о любви ее мужа к Рохини. Были среди них и юные девушки, и молодые женщины, и совсем старухи, но все твердили Бхомре одно и то же:

— Что ж удивительного? Кто не забудет стыд при виде господина Гобиндолала! Да и против красоты Рохини устоять трудно!

Кто с сочувствием, кто с издевкой, кто насмешливо, кто злорадно, но все они говорили одно: кончилось твое счастье, Бхомра!

До сих пор Бхомра слыла самой счастливой женщиной в деревне. Глядя на нее, многие умирали от зависти. Подумать только: и счастье, и богатство, и муж красивый — все есть у этой черной уродины! Отовсюду ей почет и уважение. Мало того, что муж ей верен, он еще и любит ее! Деревенские кумушки не могли этого вынести. Поэтому теперь, подхватив детей на руки, простоволосые, они все спешили сообщить Бхомре, что кончилось ее счастье. И никому не пришла в голову мысль, что несчастная Бхомра беззащитна, ни в чем не повинна и совсем одинока.